– Ух ты! – восторженно проговорил я. – А что такое конвой?
– Конвой – это тупоголовые водилы, которые…
– Кто бы сомневался… – Таня закатила глаза, а я громко засмеялся.
– А что?.. Я в чем-то неправ? – Струков искренне удивился. – Ну, они, по сути, дальнобойщики, которые свозят больных сюда со всей Европейской части за бешеные деньги. Они тоже стремятся управиться как можно быстрее, поэтому обычно вообще ничего не замечают вокруг.
– Слушай, а ты мне никогда это не рассказывал!
– Ну да… это вроде как темная сторона нашего штаба…
Мы пришли в круглую комнату с пятью дверьми, ведущими в палаты, созданными из рентгенологических комнат. Двери были прозрачными, и мы могли видеть пациентов – сейчас они все еще спали. В центре комнаты стоял длинный стол, на котором было четыре рабочих места с компьютерами. Позади было несколько подсобных помещений с пробирками, иглами, трубками и прочим медицинским оборудованием. Там уже работали двое медбратьев, набирая лекарства и растворы для гигиены больных.
– Доброе утро, гайз! – сказал я.
– Здорова, док! – сказали они, протягивая мне руки.
Струков уселся в кресло и предложил нам всем садиться.
– Я побаиваюсь этого места, – сказала Таня. – Особенно когда больные просыпаются.
– Да, мы абы кого стараемся не брать в пациенты, – сказал Струков и загадочно посмотрел на меня. – Понимаешь, о чем я?..
– Вы берете «говорящих»?
– Да, это жуть, когда они начинают говорить… – Таня покачала головой.
Струков запустил программу, содержащую данные на всех пациентов, которые когда-либо находились в этих стенах, начиная от общих жизненных показателей, кончая структурой специфических участков ДНК и мРНК.
– Когда мы берем нового пациента, мы делаем биопсию коры через центральные вены. Потом мы отдаем эти нейроны Тане, и она начинает ставить над ними свои темные опыты…
– Да уж конечно… – Она улыбнулась.
– В лабораторных условиях у нас прекрасные результаты, но ничего не работает на реальных больных, поэтому мы тебя и выписали из Америки. Большинство ты уже и так знаешь, поэтому если коротко, то мы начали разблокировку некодируемой ДНК от точки М1 до тетта-19…
Струков, наверное, и правда хотел рассказать коротко, но, как и все люди, чем-то глубоко увлеченные, он пересказал мне почти всю историю с момента начала исследования. Суммируя: они разблокировали очень много генов и находятся сейчас в шаге от создания лекарства. Проблема была, как обычно, в том, что ресурсы подходили к концу и следующие гены для разблокировки нужно было выбирать очень тщательно. Для этого они меня и вызвали.
Я несколько раз уснул в течение истории Струкова, сидя на удобном кресле, а Таня вообще ушла к себе в лабораторию, но он ничего не заметил. Когда он закончил рассказ, я сказал первое, что мне пришло в голову:
– Слушай… А вы смотрели в области Тау?..
Струков сперва недоуменно взглянул на меня, но уже через секунду его глаза полыхали.
– Вот!.. Вот!.. – воскликнул он, открывая модель ДНК нейрона. – Вот зачем ты здесь, вот почему я тебя так люблю!
– Нет, я просто подумал…
– Это неважно! У тебя уникальное мышление, Мечников! – Он замолчал на секунду и снова удивленно посмотрел на меня: – А почему ты вообще думаешь, что там может быть что-то полезное?
– Ну… Зона Тау изначально связана с синтезом микро-РНК именно во фронтальной коре головного мозга… – неуверенно начал я.
– Это… Это… Это блестяще. – Струков начал хлопать меня по плечу. – Вот почему личное присутствие никогда не заменит дистанционную работу.
