– Знаешь, – говорит она, открывая глаза, – как только я получу школьный аттестат, я уеду в Лондон.
Пэт искренне смеется:
– Не говори глупостей.
– Я не шучу.
– Никуда ты не поедешь. Когда закончишь школу, тебе стукнет пятнадцать. Ты еще будешь ребенком, так что придется делать то, что велит отец. И зачем тебе ехать в Лондон, скажи на милость? Там почти все разбомбили.
– Я хочу стать актрисой. Почти все главные продюсеры находятся в Лондоне.
– Так ты поэтому обезьянничаешь, слушая радио? Поэтому повторяешь всякие странные разговоры? Вздумала стать кинозвездой?
Пэт посмеивается и берет с кухонной тумбы сигареты. Пальцы у нее желтые от табака. Отец вчера про это говорил. Он велел ей больше не подавать еду на стол такими руками, заставил пойти в ванную и тереть кожу пемзой.
– Я участвовала в школьной постановке, – сообщает Мэри. – Учительница сказала, что у меня идеальная дикция.
– Думаешь, это так важно? Не глупи. У тебя семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра другое. Тебе нравится болтать глупости и смотреть на людей, которых ты своими глупостями шокируешь. – Пэт делает глубокую затяжку и выпускает дым в сторону Мэри. – Надеюсь, в один прекрасный день ты повзрослеешь и эта дурь пройдет.
У Мэри неприятно сосет под ложечкой. Что-то глубокое и злобное закипает в ней.
– Прекрати, Пэт. Не смей отнимать у меня все возможности. Почему у тебя всегда все получается таким скучным и тусклым?
– Я не стану отвечать на эти слова, Мэри Тодд. – Пэт подносит сигарету к губам и снова глубоко затягивается. Кожа около ее губ сморщивается так, будто кто-то затянул шнурок на торбочке. – А теперь… как насчет того, чтобы перестать корчить из себя королеву театра и начать чистить обувь?
Два дня спустя отец вернулся с работы с отрезом шелка – темного, как грозовая туча, с зелеными проблесками. Когда он вынул шелк из оберточной бумаги, ткань стала похожей на экзотическую птицу, которую отец где-то украл и теперь здесь, в столовой, выпустил полетать.
– Тебе, – сообщает он, приложив шелк к талии Мэри.
Девушка восхищенно гладит ткань.
– Где ты это взял?
– Какая разница?
Теперь ни у кого нет шелковых платьев. Новых, по крайней мере. Да чтобы еще столько ткани…
– Наверное, это стоило кучу денег!
– А ты не думай об этом.
Из кухни приходит Пэт с заварочным чайником в руке. Она останавливается, раскрыв рот от изумления, около стула, где сидит Мэри, и смотрит на ткань, наброшенную на колени сестры.
– Это… что такое?
– Это мне, – произносит Мэри, все еще не веря в произошедшее. Она удивленно смотрит на отца. – Дороже пяти фунтов?
Тот постукивает пальцем по кончику носа.
– Не задавай вопросов, и мне не придется тебе врать.
Пэт ставит чайник на стол.
– А мы еще по счетам в этом месяце не платили.
В ее голосе звучит упрек, и Мэри становится неловко. Она словно бы в чем-то провинилась. Это так знакомо… Только на прошлой неделе отец купил ей пару детских перчаток, а за неделю до того – коробку носовых платочков (китайских, с ручной вышивкой). Мэри ужасно понравились подарки – они были очень необычные, – а Пэт решила, что это пустая трата денег, вывела Мэри в коридор и сказала ей, что, если бы она так не своевольничала, отцу не пришлось бы делать такие дорогие покупки.
– Я подарков не прошу, – прошипела в ответ Мэри. – Просто папа так извиняется за свою ругань!
– Почему же он меня не ругает?
– Потому что ты у нас такая образцовая.
