Альва, который всё это время продолжал держать его за руку, вдруг потянул, повторив в очередной раз:
– Господин Бонхомме, мне было велено доставить вас во дворец.
– Да ты что! – съязвил Антал в ответ. – А я и не понял!
Гонец засеменил по вымощенной камнем дорожке, направляясь к внушительным дверям. Вдвоём они поднялись по гладким гранитным ступеням, оказавшись прямо перед входом. Мальчик громко постучал. Долго ждать ответа не пришлось. И стоило дверям с жалобным скрипом отвориться, гонец тут же отпустил руку Антала, по всей видимости решив, что миссия его выполнена. Альва тут же ушёл куда-то вглубь дворца, оставив гостя на пороге. А Антал так и замер на месте, осматриваясь. Внутри было прохладно. Полумрак разгоняли горящие свечи – тут и там глаз натыкался на вычурные канделябры. Под ногами – начищенный до блеска тёмный мрамор. Антал без труда мог разглядеть в нём своё отражение. На стенах красовались огромные картины в золотых рамках с искусной резьбой. Среди пейзажей и портретов удалось разглядеть и написанные на холстах события прошлого, а ещё лик божества, которому, несомненно, правящая семья и добрая половина Эрхейса поклонялись. Поклонялся ему и Антал.
Бонхомме вдруг осознал, что все окна были плотно зашторены. По крайней мере на первом этаже. Внезапно со стороны донёсся натужный вдох. К Анталу вдруг сделал шаг появившийся откуда-то дворецкий. Казалось, тот всё это время был рядом, ведь шагов совершенно не было слышно. При этом присутствие его ничто не выдавало. И только он приблизился, как глаза Антала широко распахнулись от изумления. По спине тут же побежали мурашки.
– Добрый вечер, господин! Вижу, вы совсем один! Я должен вас сопроводить! Чай подать и услужить!
Говорил мужчина с трудом – дыхание его сбивалось, и голос то и дело норовил осипнуть. Однако он продолжал изрекать рифмы и даже старался напевать! Но не столько стихи в простой разговорной речи удивили Антала, сколько внешний вид дворецкого. Голова его была вывернута в обратную сторону, а шея, несомненно, сломана. То есть стоял мужчина к гостю спиной, но при этом смотрел на него прямо. Выглядел он, однако, идеально: на приталенном тёмном сюртуке не было ни пылинки, на руках – ослепительно белые перчатки, а ноги обуты в начищенные туфли. Стоял он ровно, держа руки по швам. А вот лицо выражало целый спектр противоречивых эмоций. Казалось, несчастный дворецкий изо всех сил пытался улыбаться, но уголки губ нещадно тянулись вниз, а в широко распахнутых, бегающих туда-сюда глазах застыл страх. Улыбаясь, дворецкий скрипел зубами, как от страшной боли. Антал не сомневался – ему действительно было больно. Но тот не смел жаловаться и очень старался изображать абсолютное спокойствие.
Бонхомме прищурился, внимательно разглядывая человека. В голове роилась куча вопросов.
– Что происходит? – тихо спросил он.
Дворецкий, точно в мюзикле, пропел:
– Простите, если испугал! Меня хозяин наругал! Теперь я выгляжу вот так! А в голове моей бардак!
Антал всё больше ловил себя на мысли, что надо бы отсюда бежать куда подальше. Но только вот куда? Сброситься с парящего над морем острова? Может, и так, ведь от былого умиротворения не осталось и следа.
– Ты что, всё это время стоял рядом? Я не слышал твоих шагов.
– Я за спиной у вас стоял! И тихо-тихо наблюдал!
Антал развернулся, чтобы сию минуту покинуть дворец, как вдруг раздался голос, оттолкнувшийся от стен эхом. Со второго этажа неторопливо спускался мужчина. Голоса он не повышал, но при этом казалось, будто говорил достаточно громко. Быть может, из-за устоявшейся тишины или потому, что сам дворец внемлил ему.
