Неизведомости - страница 3

Если позволите ироническое допущение, думаю, сам Малевич счел бы подобный перфоманс «мадонн и бесстыдных венер» весьма супрематистским по духу, ведь он многократно заявлял, что фигуры и формы – основы мироздания.

Все случилось ночью – в то время, когда выставочное пространство оживает в магических лучах лунного света. Если вы оказывались в музее после закрытия, то непременно поймете, о чем речь. Остальных же должен предупредить от излишне бурных фантазий – скульптуры не бегают по коридорам, портреты не покидают холсты, а чучела волков не нападают на зайцев. Как представители мира культуры, музейные экспонаты, в основном, обладают некоторой сдержанностью и манерами. Оживая, они чуть слышно шепчутся, переводят дух и аккуратно переступают с ноги на ногу, чтобы расправить затекшие члены и снова замереть к приходу первых посетителей. Да и это заметит не каждый.

Впрочем, кое-что удивительное в музейных залах все же бросалось в глаза. Уже которую ночь от картины к картине с крепко нахмуренным лбом медленно бродил сторож Леонид. Он мог бы спокойно спать или смотреть сериал про бандитов на канале с сериалами про бандитов, но мужчина уже давно для себя определил, что должность музейного охранника предполагает помимо прочих три обязанности: называть женщин «сударыни», носить пышные усы и хоть немного разбираться в искусстве, что представлено на вверенной ему территории.

Делая вид, что следит за порядком, днем Леонид ходил по длинным белоснежным коридорам вслед за экскурсоводами, а ночью, пользуясь полной на то свободой, внимательно рассматривал картины, соотнося наблюдаемое с услышанным накануне. Так он уже весьма неплохо изучил основные направления живописи, вероятнее всего отличил бы Репина от Рериха, а Венецианова от Васнецова, но авангардное искусство ему давалось с трудом.

– Эх, была бы здесь наш экскурсовод Юлечка Лантратова, – пробормотал себе под нос Леонид, вглядываясь в эскиз художника Ч., – она бы непременно обратила внимание, что в супрематизме геометрические плоскости словно парят в безвоздушном пространстве, а в этой работе такое ощущение не складывается…

– И что эта вещь в целом больше похожа на кубистическую, хотя форма не сломана, – раздался вдруг откуда-то мягкий учтивый голос.

Леонид испугано отпрянул от картины и завертел головой. Выставочный зал был пуст.

– А потом она бы добавила, что Ч. – один из самых верных последователей Малевича и всегда оставался в рамках его учений, хотя все же сумел найти свою индивидуальность, – продолжал звучать неведомый голос.

– Ой, да она всегда это говорит возле Ч., а потом переходит к С., – вдруг ответил ему другой, такой же тихий, слегка шуршащий, но отчетливо различимый.

– Кто здесь? – Леонид лихорадочно вглядывался в сумрак музейного коридора, но никого не видел. – А ну выходи! Или буду стрелять! – зачем-то добавил он, хотя единственным оружием в амуниции охранника выступала шариковая ручка для кроссвордов.

– Сharmante! – иронично пропел голосок.

– Воинственный какой! – хмыкнул другой.

– А ну замолчите! – шикнул на них третий голос, явно женский, и затем добавил чуть тише, – вам не кажется, что он нас слышит?

– Слышу-слышу! – крикнул в пустоту Леонид, – а ну выходите с поднятыми руками! Где вы прячетесь, не вижу!

Наступила полная тишина. Охранник судорожно крутил головой и тяжело дышал, тщетно стараясь разглядеть в сумраке очертания неведомых гостей.