Минут через пятнадцать в специальном шкафчике что-то брякнуло. Ясно, сыворотка уже готова. Я взяла пистолет со шприцем, улеглась в кресло, нажала на кнопку и почувствовала крошечный укол в плечо. Сейчас пройдет мутация. Минут семь, и можно отправляться.
Жуткого скрипа костей, который так любят описывать в подобных ситуациях фантасты, не было – просто стало горячо и щекотно, и сильно захотелось есть. Я подскочила до холодильника, на ходу ощущая новое тело. Жуя бутерброд, взглянула в зеркало.
Галя оказалась выше моего обычного роста, с короткой черной стрижкой, густыми, почти сросшимися бровями и выразительными зелеными глазами. Прав был Есенин, когда говорил про ее зеленые глаза! Девушка оказалась старше меня всего на год, в неплохой спортивной форме. Хорошая девчонка, только дурочка, конечно: застрелилась через год после смерти поэта у него на могиле. Да разве можно лишать себя жизни – такого драгоценного дара – ради какой-то там любви?! Не пойму я этих фанаток.
В шкафчике опять брякнуло – ее одежду обработали, можно одеваться и экипироваться. Мешковатые шмотки из грубого материала (бедные девушки, как это можно носить?!), вязаные чулки (на веревочках, никакого эластана!), косынка и стоптанные башмаки. И этим она хочет покорить сердце юного поэта? Понятно, что бедняжка не смогла конкурировать с Айседорой Дункан…
Я расчесала волнистые волосы на прямой пробор, повязала на голову ярко-красную косынку – готова активистка-комсомолка. Взялась за экипировку. Камеру-стикер прилепила на верхнюю пуговицу жакета. Штучка беспроводная, больше суток сможет записать, мне хватит. Еще одну, запасную, прикрепила к блузке – вдруг придется снять верхнюю одежду. К пачке папирос прикрепила стикер-навигатор. Хоть я и без него неплохо ориентируюсь по Москве, но правило есть правило.
Сумочки у объекта в момент изъятия не было, но во внутреннем кармане жакета лежала пара кредитных билетов, мелочь, красная книжечка-удостоверение (мадемуазель в ЧК работала) и какой-то жуткого вида огромный ключ.
– Я готова! – выдохнув, отчеканила я дежурному. – Запускайте шарманку!
– Варвара, не волнуйся, – раздался сухой ответ. – Поаккуратней при высадке, там темновато. У тебя двадцать четыре часа, но если успеешь, приходи раньше. Вперед!
Металлическая дверь бокса отъехала вбок, и я, глубоко вдохнув и зажмурившись, шагнула в темноту.
16:07, 13 декабря 1920 года, понедельник, Москва.
Я ничего не почувствовала. Вообще ничего. Только резко ударил в нос мерзкий запах. За прожитые годы еще ни разу не приходилось обонять такой «букет». Фу! Неужели так пахнет История? И это – запах тысячелетий?!
Я огляделась – в полутемном небольшом помещении с высоченными потолками стены были изрисованы выше человеческого роста, но не граффити, а просто так, от балды. Какие-то непонятные слова, язык вроде бы русский, а слова неизвестные… Обернулась. Ха! Я в общественной уборной! Молодцы ребята с отдела переброски, нашли «неоживленное местечко», просто супер! Мне еще раз придется сюда явиться, чтобы обратно вернуться. Обалдеть…
Я толкнула массивную дверь и оказалась в длинном, освещенном двумя одинокими лампочками, коридоре, в конце которого отсвечивало высокое узкое окно. Учреждение какое-то, что ли, нечто официальное. Двое мужчин, пыхтя папиросами, тихо переговаривались у одной из выходящих в коридор дверей, на меня даже не взглянули.
