У выхода стоял совсем еще молоденький парнишка в длинной шинели и шапке, похожей на буденовку со звездой в полголовы. Он придерживал поставленное прикладом на пол ружье. Нет, не ружье, а винтовку с длиннющим штыком. Жуть. Пацан глянул на меня, подмигнул и подкрутил жиденький ус. Я сделала лицо кирпичом и прошествовала мимо: будет еще серьезный секретарь ВЧК обращать внимание на какого-то секьюрити!
На улице было довольно тепло для середины декабря. Шел небольшой снежок, куда-то торопились толпы. Что поделаешь, Москва есть Москва. Тут всегда многолюдно, особенно в центре.
Прямо на тротуаре были припаркованы два ретро-автомобиля и лошадь, запряженная в сани. Я со страхом погладила пегую шею с жидкой гривой, животное мотнуло головой и переступило с ноги на ногу. Чудо какое, живая лошадь! Ой, нет, живой конь.
– Садитесь, барышня, довезем с ветерком! – воскликнул бородатый таксист, наряженный в женскую дубленку, валенки и меховую ушанку. Прямо поверх шубы завязан бабий шерстяной платок крест-накрест. Клевый прикид! Ему бы на подиум с таким стайлингом!
– Мне, пожалуйста, в «Стойло Пегаса», на Тверскую, тридцать семь.
И мы покатили! Боже, как здорово! Ветер в лицо, пробок нет, воздух свежий, совсем не московский!
Объехали по кругу фонтан, которого в нашем времени уже не будет, промчались по Театральной – Большой сверкал огнями, а на самой площади было расставлено несколько железных бочек, в которых горел огонь. Множество солдат грелось вокруг них, смеясь и переругиваясь. Да, это же тысяча девятьсот двадцатый год, еще только-только отгремела гражданская, а на востоке все еще ведутся боевые действия… Поэтому повсюду военные.
Мы выехали на широкую Тверскую, пропустив колонну маршировавших солдат, хмуро певших:
– … Красная Армия всех сильней!..
Как будто стереофильм смотрю. Даже не верится, что все это на самом деле!
Тверская была полна народу, как всегда. Только народ необычный – абсолютно разный. Разодетые в пух и прах мадемуазель с круглыми коробками (шляпки у них там, что ли?), пьяные солдаты, тетки деревенского вида в коротеньких шубейках и длинных юбках, стайки бездомных мальчишек…
Кафе «Стойло Пегаса» было куплено имажинистами (это литературное направление, к которому в этот момент принадлежал Есенин) у одного старого клоуна, сбежавшего после революции за границу. Оно являлось неформальным клубом прогрессивной молодежи, причислявших себя к деятелям искусств. По архивным записям, внутреннее оформление было несколько нетипичным по тем временам. Ну что ж, посмотрим.
Я вошла в большой зал, освещенный электрическими лампочками, висящими на шнурах, и заставленный множеством столиков самого затрапезного вида. Стены ярко-синего цвета, на которых написаны масляной краской какие-то лозунги. Нет, это строки из стихотворений… Рядом с большим зеркалом нарисован портрет Сергея Александровича – упрощенно, как и вся живопись в эти годы, но узнаваемо. Особенно ярко-желтое пятно на голове, изображающее золотые волосы.
Людей было много, и я с трудом нашла свободный столик поближе к невысокой эстраде. Раздеваться не стала, в зале было прохладно, только распахнула пошире пальто, чтобы обзор камере не загораживать. Официантки ко мне подходить не спешили – видимо, глаз наметан, знают, что с таких невеликих птичек много не взять. Похожих на меня, неброско одетых молоденьких девушек, за столиками собралась целая стайка. Они, шушукаясь, поглядывали на двоих подвыпивших ребят, громко и развязно что-то отмечавших.
