Женщина вытянула руку в мою сторону и величаво поджала тонкие губы.
— Всегда была дешевой актриской. Поднимайся, Любаша. Кровь утри.
Она вытащила из декольте платок и брезгливо швырнула мне. Платок упал на расстоянии вытянутой руки, и я даже не подумала его подобрать.
По телу прошел мерзкий озноб, прошиб холодный пот. Рассудок сопротивлялся кошмару, подсказывал, что современная медицина успешно лечит и не такие расстройства, я несколько раз вдохнула, стараясь не разреветься — галлюцинации наяву ужаснули до панической атаки. Я напомнила себе, что недавно прошла полное обследование, я здорова настолько, насколько могу быть со своей травмой, но это нога и тазобедренный сустав, а не мозг и не психика… что бы мне ни казалось, это закончится.
— Мне нужен врач, — прохрипела я, поднимая голову, и опять комната поплыла вместе с женщинами, свечами и стенами.
Замаячила призрачная надежда, что сотрется странная пелена и передо мной окажутся две обычные женщины. В юбках, а может быть, джинсах, и вместо проклятых свечей замелькают стробоскопы машин спасателей и скорой помощи.
— Где-то должен быть мой рюкзак. — Я говорила так тихо, что вряд ли обе женщины разбирали хоть что-то. — Там документы. И телефон. Я была…
Как, черт возьми, название той дыры, которая все-таки рухнула от урагана?
Девица картинно прижала тонкие руки к лицу, я пошевелилась, пытаясь подняться, и у меня никак не получалось сделать простое движение — сесть и подобрать под себя ноги, я с трудом привстала, снова сражаясь с тошнотой и болью в животе, и увидела, что ноги мои спутаны темной длинной юбкой, и юбка суха и совершенно цела. Низ живота свело резким сильным спазмом, я вскрикнула, зажала рот рукой, стремясь угомонить тошноту, но не вышло, а затем я без сил рухнула на пол, едва не оказавшись в мерзкой луже.
Рассеченную губу жгло, и это беспокоило меня меньше всего на свете. Даже боль в животе не пугала так сильно, как галлюцинирующий мозг. Результат кислородного голодания?..
— Своей выходкой ты вогнала в гроб отца, — голос старшей женщины прозвучал над моей головой, я открыла глаза, увидела обтрепанный подол ее юбки и краем рта неслышно изрекла пару ругательств. — Опозорила семью, заставила нас прятать глаза от соседей, разрушила все надежды на брак сестры. Вернулась, бесстыжая, вместе с отродьем, хватило духу просить, чтобы мы тебя приняли.
Я дорого бы заплатила, чтобы перевести бред, который слышала, в слова, которые эта женщина действительно говорила. И еще какую-то сумму я отдала бы не глядя, чтобы прекратилась нарастающая до искр в глазах боль внизу живота, но никто не пришел, чтобы заключить со мной сделку.
— Не желаю видеть тебя в этих стенах. За проступки надо платить сполна. Поднимайся, вытирай за собой, убирайся и забудь в этот дом дорогу. Что до твоей… дочери, — после паузы добавила она, будто выплюнула. — Так и быть. Дитя не должно побираться по дворам за грехи беспутной пропащей матери. Подрастет, начнет в доме прислуживать, а потом выдам ее замуж за мещанина. Молись за меня до конца своей жизни за мою доброту, любодейка, распутница. Прочь пошла, никчемная дрянь.
Сейчас пройдет эта невыносимая боль, прекратится предсмертная слабость, я встану, и кто бы ты ни была, ты очень сильно пожалеешь об этих словах.
