— А куда мне бежать, да и зачем, Антипку моего барыня лукищевскому барину продали, а тот его затравил… медведем.
Я захлебнулась собственным мысленным монологом.
— Что?.. — выкашляла я, а девушка улыбнулась сквозь слезы, и в мученической улыбке было столько сочувствия избитой барышне, что я сама еле удержалась, чтобы не зареветь.
Где я оказалась, куда я попала? Что за ад, какое мое в нем место, что за тварь в обличье женщины искалечила несчастную девушку, что за выродок убил молодого парня себе на потеху?
— То прошлое, барышня, — девушка утерла слезы, а потом, осмелев, погладила меня по запястью. Руки у нее были грубые, натруженные, а немудреный робкий жест — полон желания поддержать. — Вам и правда уехать бы, как окрепнете. Вы лежите, лежите, коли барыня не прознают, что вы очнулись, так не прогонят пока… Барыня на холопскую сторону и не ходят.
Это она правильно делает, что не ходит, подумала я, прикрывая глаза. Возможно, она не выйдет отсюда живой, если так обращается со своими людьми, а среди них всегда отыщутся те, чей шанс избежать кандалов и петли много выше, чем у изуродованной бедняжки.
— Что доктор сказал, знаешь?
— Как не знать, я ему руки обмывала да рядышком была. Кушать вам надо хорошо и беречься. А я скажу, барышня, житья вам барыня не дадут, изведут и вас, и младенчика, и доносить не сумеете. И есть у нас… а, что есть, репа одна да овес, не родится ничего который год, барыня яйца как наседка считают, три куры осталось, остальных коршуны да лиса унесли, а Трифона барыня перед самой зимой за недогляд насмерть забили…
Да я отделалась легким испугом. Сыграло роль, что за увечья или убийство свободного человека, пусть и родной дочери, ненормальной садистке пришлось бы отвечать перед законом. Я читала о зверствах помещиков и феодалов, изверги встречались среди мужчин и женщин, во всех странах, во всей истории человечества с самого ее подтвержденного начала, но осознавать, что изувер живет и здравствует, больше того — что это твоя родная мать, было не по себе.
— Барин покойный суровы были, да хозяин добрый, а как скончались они третьего года, так впроголодь и живем. То неурожай, то поля погорели, то засуха. При барине дела плохо пошли, так они справлялись, а барыне после смерти Платона Сергеича пришла пора барышню Надежду Платоновну вывозить, она имение задешево и заложила.
Я, все еще зажимая рот, хлопала глазами. Она оправдывает барыню или меня о чем-то информирует? По деловитому, негромкому ровному голосу — второе.
— Потом дорогу начали строить, приезжали господа из города, говорили всем помещикам добром земли продать казне по хорошей цене, а барыня в крик, прогнали их и ни в какую. Видать, не одни барыня такие, потому как император-батюшка указ издали, чтобы земли ему потребные силой изъять, а как изъяли земли, так деньги казенные в счет процентов по залогу пошли…
— Стой, стой, погоди! — не выдержала я. Я собиралась ее перебить, еще когда она заикнулась про младенчика, но какого черта, и без того понятно — я беременна. Опыт, которого мне не досталось, о котором я не могла мечтать, я не доносила бы ребенка даже до пяти месяцев. Если все доктора здесь такие же умелые, как тот, который вытащил меня с того света, — так и быть.
Я, неуклюже ерзая, приподнялась на кровати. Рукав рубахи весь оказался измазан, зато говорить я смогла наконец без риска истечь кровью. Любопытство сгубило кошку, но — пляшем, у меня еще восемь жизней в запасе есть.
