– А что будет, если мы за время пути мало-мальски обучимся всему, что требуется? – озвучила Дуняша мой вопрос.
– Зеки-ага́ обещал отпустить меня.
Мы с недоумением уставились на мужичка. А тот оттянул высокий ворот рубахи и показал кабальный ошейник. Конюх был рабом. Дела… То, что в Южно-Русском царстве есть холопы, новостью не было. Но холоп не раб. Зачастую это люди, на время взятые за долги в бесплатные работники. Срок отработки определял старшина, к которому и обращались в таких случаях. Отслужив положенный срок, а то и раньше, если откупиться сможет, человек вновь становился свободным и мог идти куда пожелает.
Бывало, что родители от безысходности отдавали детей шести-семи лет в ремесленные мастерские «на побегушки». Там ребятишкам несладко приходилось, но и с голоду они умереть не могли. Подросших пристраивали мастерству учиться. Те, кто имел расположенность к делу и старание должное, могли до подмастерьев подняться, а то и вовсе в семью войти, женившись или выйдя замуж за кого-то из родичей мастера.
Но рабство в царстве не поощрялось.
– Как же так, дядечка? – со слезами на глазах спросила Дуняша.
– Набежали, повязали, угнали, – не вдаваясь в подробности, ответил раб. – Пошли к коникам, барышни.
Мы и пошли, но учитель наш остановился и недоумённо осмотрел с головы до ног.
– А куда это вы так вырядились, голубушки? Бегом переодеваться в простецкое. Начнём с того, что будете учиться сёдла поднимать. Потом на лошадь садиться будете. А после урока их следует почистить. Упреете, извазюкаетесь, помнётесь.
Мы переглянулись, пожали плечами и вернулись в шатёр. Скинули юбки и жилеты, блузки сменили на просторные рубахи, косы подобрали и повязали платками.
– Другое дело. Теперь пошли! – одобрил конюх.
– Дядечка, а звать-то тебя как? – спросила Дуняша, подстраиваясь под шаг мужичка.
– Вот оно как… – прошептал тот, и глаза влажно блеснули. Потом вдохнул шумно, долго, с силой зажмурился, отгоняя непрошенные слёзы и только после этого ответил. – Почти забыл уже имя своё. Всё «раб», да «раб». А зовут меня Ратко. Дядька Ратко.
Просчитался хитромудрый Зеки-ага. Степняки пользуются трудом рабов, но презирают их, брезгуют общаться. Должно быть, думал, что и мы откажемся от такого учителя либо будем учится без должной охоты. Не знает посланник, что такое жалость баб русских. Ничего, что одной четырнадцать едва-едва исполнилось, а у другой тело высокородной степнячки. Душа-то у обеих русская. Ради себя так бы не старались, наверное, а за свободу земляка…
– Смотрите, барышни, – Ратко подвёл нас к телеге, тщательно укрытой плотной холстиной, отбросил край и показал уложенные в ряд сёдла, старательно закреплённые и проложенные чистой ветошью. Очевидно, чтобы не потёрлись от дорожной тряски, не попортились от пыли и влаги. – Вот это седло твоей лошадки, пресветлая госпожа. Оно уже подогнано по размеру её спины, здесь же потник и подпруга. Всё, что нужно для того, чтобы правильно оседлать. А это, барышня, для твоего коника.
Сёдла значительно отличались друг от друга. Модели одинаковы, а вот отделка… Для моей Танели обтянут тиснёной узорчатой кожей, края рядами серебряных клёпок украшены. Для Дуняшкиного коня, которого нам пока ещё не представили, седло было попроще, но тоже новое и даже с виду очень удобное.
– Теперь пойдём за лошадками, – объявил дядька Ратко, доставая из потрёпанной сумы, перекинутой через плечо, две морковки. – Это для знакомства. А впредь держите в запасе ломоть хлеба с солью, но морковка или яблоко тоже подойдёт.
