Немецкая философия. Философия времени в автопортретах. Том 3. Под редакцией д-ра Раймонда Шмидта - страница 21
То, что психический монизм, хотя и предполагает меньше, чем конкурирующие гипотезы, делает больше по этим пунктам и, по крайней мере, столько же по всем остальным, я полагаю, легко доказать. Во-первых, эта доктрина предполагает не что иное, как неизмеримое целое содержаний сознания, к которому принадлежат также чувственные восприятия людей и животных; последние, однако, вызываются не гипотетическими материальными вещами, а опять-таки содержаниями сознания. Поэтому психическому монизму не нужно предполагать и объяснять возникновение материи из сознания, как это делает материализм. Он также может безоговорочно признать теорему о сохранении энергии. Если вся реальность есть сознание и если воспринимаемые нами физические явления являются лишь отражением чужого сознания в нашем собственном, то то, что мы измеряем как физическую энергию, должно в последней инстанции относиться и к психической реальности: в ней, несмотря на все изменения, должна оставаться неизменной величина, проявляющаяся в мире явлений как энергия движения, расстояния, тепла и т. д. Если бы существовала совершенная психология, то это было бы невозможно. Если бы существовали совершенная психология и совершенное естествознание, то эта психическая энергия должна была бы измеряться двумя способами: во-первых, непосредственно в самих процессах сознания и, во-вторых, косвенно в природных явлениях, в виде которых эти процессы сознания могут быть восприняты; реальный объект измерения был бы одним и тем же в обоих случаях, и тот факт, что он сохраняется неизменным и неизменным, должен был бы быть выявлен из результатов как косвенного, так и прямого измерения. Более того, эффективность борьбы за существование и выживание сильнейших можно интерпретировать как психологически, так и физически, подобно тому как наши идеи, наши мнения, наши волевые усилия постоянно борются за первенство и утверждают это только в том случае, если они лучше всего подходят для всей нашей личности или, по крайней мере, для данной фазы ее развития. Нечто подобное, только в совершенно иных масштабах и, предположительно, на совершенно иной стадии развития, могло бы лежать и за тем, что мы воспринимаем как борьбу за существование в природе; и наконец, психический монизм имеет то серьезное преимущество перед двумя другими гипотезами, что он не отрицает причинность воли, а предполагает ее. Ибо, согласно ему, решение воли принадлежит не к неэффективному опыту, а к действенной реальности; оно вызывает другие, столь же сознательные, реальные и действенные процессы, о которых мы знаем только через соответствующие явления (нервная проводимость, сокращение мышц, действие); а его действенность основана на опыте, который мы накопили в течение всей нашей жизни о нашей способности вызывать идеи движения и о связи между этими идеями движения, с одной стороны, и соответствующими ощутимыми движениями и их последствиями – с другой. Итак, повсюду психический монизм доказывает, что он способен привести к легкому и определенному решению проблем, которые другие мировые гипотезы должны оставить открытыми; и что ему вместо этого должны противостоять другие трудности, которые эти другие способны преодолеть лучше, чем он, мне неизвестно.
Нет надобности кратко указывать линии, по которым может быть развита основная идея психического монизма. Из предполагаемого ею мира-сознания нам даны в опыте только индивидуальные сознания человека и животных, и непосредственно даже только наше собственное; поэтому мы должны исходить из них, если хотим установить что-либо более определенное об отношениях внутри них. Теперь мы знаем, что из бесчисленных ощущений, воспоминаний, познаний и т. д., составляющих наши психические владения, только бесконечно малая часть в любой момент «переступает порог» и тем самым отделяется от остальных до относительной независимости, а опыт сновидений и расщепления личности учит нас, что несколько таких комплексов могут существовать одновременно бок о бок. Поэтому разумно предположить, что при отщеплении индивидуальных сознаний от мира-сознания то, что существует в малом масштабе, повторяется в большом масштабе. Похоже также, что в обоих случаях существуют сходные обстоятельства, определяющие этот процесс. Как в индивидуальной душе соответствующее содержание центрального сознания, отделенного от всех других содержаний, определяется отдельными ощущениями или идеями, достигшими высокой степени сознания в силу своей интенсивности или эмоционального тона, которые влекут за собой другие родственные им и оттесняют посторонние, – так и в мировом сознании существуют бесчисленные системы родственных им ощущений, В мировом сознании мы находим бесчисленное множество систем органов и других ощущений, каждое из которых связано с одним телом и никогда не прекращается, к которым привязаны идеи, мысли и чувства и которые в течение всего нашего индивидуального существования могут отгородить нас от мирового сознания точно так же, как объекты мимолетного интереса отгораживают нас на несколько мгновений от других наших умственных содержаний. И эта аналогия должна быть продолжена вверх и вниз в бесконечность. Подобно тому как все содержание нашей души отражается в облике функционирующего мозга, а наше центральное сознание – в облике определенного комплекса функций мозга, так и явления Земли, Солнечной системы и Млечного Пути, с одной стороны, и явления клетки, молекулы и электрона – с другой, могут отражать более или менее всеобъемлющие концентрации сознания. Но все эти отдельные сознания опять-таки должны быть осмыслены как интегрирующие компоненты высшего и, наконец, мирового сознания и связаны с ними общей закономерностью. Конечно, все эти предположения еще далеки от того, чтобы считаться однозначными результатами научного исследования. Но постепенный прогресс естествознания и психологии позволит изучать их все более пристально. Чем больше расширяются наши знания о параллельных отношениях между данным сознанием и его отделами, с одной стороны, и соответствующими явлениями мозга – с другой, тем увереннее мы сможем распознавать во внешней природе те явления, которые указывают на аналогичные процессы и отношения; и чем лучше мы будем осведомлены об истории развития Земли и звездных систем, молекул и атомов, тем точнее мы сможем определить степень аналогии, которую Фехнер и Спенсер продемонстрировали между ней и историей развития живых существ.