Немиров дол. Тень - страница 14

– А точно ли засаду яры подстроили? Подземцы к нам часто наведываются, – Дарьян хотел вызнать у воеводы побольше, ведь он при князе-плугаре – правая рука.

Показалось, Былята посмотрел с сожалением, совсем дурачок, что ли, очевидное не разумеет? Да и ладно, лишь бы сказал!

– Вот именно, что к нам наведываются, в сёла окраинные, девок в лесах воруют, а не под стенами дозорной крепости лазают. Да и когда они в такую даль от своих отрогов забирались? Как узнали, в который день поедем? А что не наугад нас стерегли – это уж не сомневайся!

Дарьян спешно покивал, соглашаясь.

– Ярун, сукин выродок, – Былята распалял сам себя, – даже улыбку не прятал, когда спрашивал, довезём ли благополучно, груз, дескать, после прошлогоднего неурожая особо ценный! Теперь уж Годота противится перестанет. И Совет тоже. Ярскую рать возьмём. А все наши вои в поле пахать пойдут! – То ли от боли, то ли от жгучей досады старый воевода скрежетну зубами.

На пороге как из-под земли возник парень. Запыхался, словно городскую стену дважды обежал, но держался с достоинством, давил жадные вдохи. По облику – точь-в-точь те молодые, с бритыми висками ратники, что бились накануне утром на поляне перед конюшней, но его самого Дарьян не вспомнил.

– Великий князь пленённого подземца на смерть осудил, вас ждут, чтобы увидели исполнение приговора!

Изумлённые плугари переглянулись. В глазах друг у друга ответа не нашли и заторопились вслед гонцу. Со стороны больной ноги Дарьян подпёр раненого плечом, закинул его руку себе на шею.

Проковыляли через дворик и влились в разномастную толпу яров. Народ живой рекой со множеством притоков стекался по узким улочкам в направлении готового взмахнуть крыльями исполина-Симаргла.

По обеим сторонам улицы имелись деревянные мостки, по ним без спешки, князьями шли воины. По большей части – с бритыми висками и короткими косами, одетые в добротную кожу, обутые в высокие, с тиснением сапоги. У каждого за плечом или на боку из ножен торчала рукоять меча с оголовьем в виде оскаленной на обе стороны собачьей морды. Дарьян попытался разглядеть, светятся ли у псов глаза, сделанные из красных камешков, но на солнце понять невозможно.

Меж идущими по трое-пятеро воинами, не смея преграждать путь, торопились зажиточные горожане: хозяева мастерских, лавочники с сыновьями, жёнами и дочками. Несмотря на жару, многие надели меховые шапки, бархатные кафтаны с шёлковыми подкладками.

Просто одетый, сероватый люд топал посередине, по земле, перешагивал лошадиные и коровьи кучи, шарахался от всадников. Босоногие дети, словно обронённый горох, неслись где попало, звонко стучали грязными пятками то по дереву, то по земле. Внимания на них обращали не больше, чем на собак, и тех и других здесь было в избытке.

А вот на плугарей поглядывали. Воины смотрели пристально, оценивающе. Горожане скользили взглядом, но быстро теряли интерес. Лишь девушки, часто косясь, поочерёдно прикладывали ладонь к уху подруги – шептались.

Глаза Дарьяну колола разница с родными улицами, где даже бедный пахарь чувствовал себя в почёте, ведь хлеб – это жизнь, богатство. А вои, в общем-то, дармоеды, но совсем уж без них – нельзя.

Здесь всё по-другому: рать – это надёжный тын, защитники, в чьих мечах пребывает сила Симаргла, а остальные – обслуга, живущая за их могучими спинами мирной жизнью.

Гул нарастал, толпа уплотнялась, и вскоре движение застопорилось. Княжеский посланник поджидал в конце улицы, нетерпеливо переминался. Там, над макушками горожан, открывался простор большой площади и над букашками-людьми, над крышами окружающих домов господствовал готовый взлететь стаж Миродрева.