Он посмотрел на меня поверх очков:
– Вас подвезти?
До башни оставалось метров сто.
– Спасибо, хочу прогуляться!
Мой ответ ему не понравился.
Ну что поделаешь. Не слишком приятно общаться с человеком, чья волосатая рука может убрать тебя, как пешку с доски.
Беру чашку бесплатного офисного кофе. И расплескиваю половину, пока несу ко рту. На полу ехидно кривятся коричневые кляксы. Стереть их размашистыми движениями. И салфетку выбросить. Хрустнула коленка. Психосоматика…
Никто из уволенных вчера не вышел на работу. Никто из тех, кто каждое утро повышал производительность труда эспрессо и энергетическими коктейлями. На этаже необычайно тихо. Я наедине с кофейником, полным коричневой жижи, рисую в тетрадке бордюр из черепов, крестиков и роз. В школе дочь учили подобным бордюром, только не из черепов, а из цветочков, отделять домашнее задание от упражнений, выполненных в классе. С тех пор бордюры улучшают нам настроение.
Я не сказала Машке, что уволена. Чашка постукивает о зубы, словно начинается землетрясение. Может, не надо было приходить? Я совершенно не уверена, что правильно поступаю. Принять все «как есть»? Плыть по течению?
Хватит! Пришла, так работай. Я решительно встала и направилась к своему, повернутому к стене, столу.
Алекс улыбалась как ни в чем не бывало. Может быть, она и не знала, что меня уволили. Но другим пришлось сказать, что я доделываю анонсы и ухожу. Чтобы уйти от лишних расспросов, я вышла в коридор. Коридор был длинный. Цели у меня не было, захотелось подпрыгнуть. Появилась шальная идея, что я смогу зависнуть в воздухе. Желание так распирало, что я подпрыгнула, прокрутив ногами в воздухе невидимые педали, и даже показалось, я действительно левитировала какие-то доли секунды.
Я оглянулась и увидела Алекс. Она шла в курилку.
– Как по-русски aborigines?
– Так и будет: аборигены.
– Аборигены по-своему ощущают жизнь.
Я пожала плечами.
Не люблю пустые разговоры. Когда мне скучно, я складываю в уме числа. В неделю в эфир выходит пять минутных анонсов сериалов. В месяц двадцать, значит, в год двести сорок. За время моей работы, зрители посмотрели пятьсот сорок роликов. Не считая повторов и специальных показов – это девять часов рекламного продукта. Что, если так рекламировать, например, видео-арт? Заинтересуют ли зрителей Джун Пайк или Марина Черникова?
– Французы обедают ровно с четырех до шести. В ресторанах в это время очереди. А если прийти на полчаса раньше или позже, не застанешь там ни обеда, ни повара. И знаешь почему?
Теперь мне было не до размышлений, крутящееся кресло Алекс было постоянно развернуто ко мне, и у меня поубавилось времени на вычисления. Невежливо сидеть спиной, когда с тобой разговаривают.
– О, сори, сори, что опять отвлекаю! Я совсем ничего здесь не знаю. – Она сделала жалобные глаза. – Я буду обо всем тебя спрашивать вопросы. Если ты не против?
– Велком. Только… можно совет? Ты вообще отлично говоришь по-русски, но есть одна ошибка: нельзя сказать «спросить вопрос».
Она помрачнела и задумалась.
– Можно сказать «задать вопрос», – сказала я как можно приветливее, уже жалея, что взялась поправлять ее.
– А можно «я имею вопрос»?
– Конечно! Но лучше «у меня есть вопрос».
– Отлично! Потому что у меня есть много-много вопросов! Так можно говорить?
– Да, идеально!
– Здорово! Я буду спрашивать их! А ты знаешь, что аборигены обедают и спят, когда этого требует их астральное тело?!
