— Ника?
— Да, Ром, это я! — чуть со стула не наворачиваюсь, как рада слышать мужа. — Ты как?
— Прости, милая, прости, я так облажался, — твердит запально муж, будто только и ждал момента оправдаться. — Я тебя подвёл... Не знаю, что случилось... затмение какое-то, — частит.
— Всё! Всё, Ром, — не выдерживаю потока нелепых оправданий. — Давай об этом потом. Сейчас главное разобраться с делами, — сжав кисти замком, немного подаюсь вперед, к айфону, чтобы лучше слышать мужа. — Ты уже в курсе, что на нас повесили огромный долг? — значимо понижаю голос.
— Д-да… — отзывается Рома, хотя вопрос был риторическим.
— Ты там, я здесь... — констатирую очевидное. — Меня держат в заложниках, и выпускать не собираются.
— Прости, — вновь сожалеет муж, и, судя по голосу, сокрушается вполне искренне.
— Этим делу не помочь, Ром, — отрезаю здраво. — Заканчивай причитать, давай обдумаем, как поступить, — предлагаю разумно.
— Детка, боюсь у нас небольшой выбор.
— Я бы сказала, один, — в душе бултыхается червь сомнения, что Рома понимает насколько всё серьёзно. — Нам необходимо расплатиться по счетам!
— Конечно, — подозрительно быстро соглашается муж. — Ты главное не паникуй. И не лезь в драку. Клянусь, я сделаю всё, чтобы разобраться с долгами. Я найду деньги... Обещаю! А пока, слушайся их и делай, что они просят.
— Ты сейчас о чём? — осторожно уточняю я.
— О том, что это страшные и очень опасные люди…
Аж зубами скриплю:
— Знаю, милый. Это не ты, а я в плену… Но будет ещё хуже, потому что этот гад требует, чтобы я работала на него, пока мы не погасим долг. И как по мне, это самое что ни на есть РАБСТВО!
— К-какой гад? — запинается на слове Рома.
Я зло перевожу взгляд на Дмитриадиса.
Руки на груди, взгляд — раздражающе безразличный.
Костас смотрит на меня, словно господин, верующий в свою власть и безнаказанность.
— Дмитриадис, — чеканю, напрочь забыв, что его муж не видит нас, и тем более, не в курсе нашего с Костасом разговора.
— Костас Дмитриадис… — с ещё большим неверием уточняет Рома.
— Он самый! — цежу сквозь зубы.
— Надеюсь, он не рядом, — продолжает блеять муж. — Иначе за твой язык…
— Ром, заканчивай трястись как заяц. Будь мужиком! Налажал — отвечай! — рычу зло. — И раз угодил на больничную койку, у тебя есть время, вот и подумай, как меня отсюда вытащить.
— Д-да, конечно, только я не знаю... Я уже обзвонил всех знакомых, — убито роняет муж. — И заявки по банкам разослал, — опять мнётся.
— И? — не выдерживаю напряжения. — Сколько соберётся?
— Ник, ты главное не нервничай, — муж снова крякает через большие паузы. — Я и на это не рассчитывал…
— Сколько! — рявкаю в трубку.
Рома называет сумму. Вроде неплохую, но, в соотношении с долгом, смехотворную.
— Это всё? — выдыхаю я. — Это… едва ли половина! — кучкую мысли, соображая, что ещё предложить. — Машина… продай машину. Костик Ерёмкин хотел купить, — тотчас нахожусь.
— Но она на тебе…
— Я доверенность напишу. И... и… от моего имени к Габрилян сходи. Процент может запросить, но я лучше ему буду должна, чем этим, — давясь желчью, выплёвываю негодование. — В общем, думай, Ром! И срочно! В конце концов ты гулял, тебе и напрягаться! — заключаю гневно.
— Ник, молю, будь умной и послушной девочкой, не раздражай Дмитриадиса. Делай всё, что он говорит, иначе… Он беспощаден и беспринципен к врагам и должникам.
— Ты мне об этом расскажи?! — меня аж перекашивает от негодования.
