Ненавижу!.. и всё ещё люблю - страница 7



— Я не хотел…

— Об этом сожалеть поздно, а думать было нужно раньше. Сейчас мы вляпались по твоей вине. Так что деньги ищи и меня отсюда вызволяй! — не собираюсь желать нежную психику благоверного.

— Ни-и-ик, — тянет обречённо Рома. — Ты же не собираешься?..

Этих секунд хватает, чтобы перевести дух и мысленно поостынуть:

— Нет, Ром. Глупить не собираюсь, я жить хочу... И жить — невредимой! Так что пока ты деньги ищешь, я… побуду тут на их условиях, обещаю.

Но на Костаса смотрю в упор. Играть на его нервах не собираюсь, но и смирённой овечкой пресмыкаться не стану. Между нами война! Холодная и молчаливая. Это война взглядов. Характеров.

И, видит бог, я не привыкла проигрывать!

— Я буду очень… очень послушной девочкой, — поясняю мысль.

Дмитриадис если и понимает мой воинственный посыл, отвечает тем же безразличием:

— Что ж, — не дав договорить с мужем, сбрасывает звонок.

Телефон небрежно сдвигает в сторону:

— Убедилась, что твой муж жив?

— Да, — откидываюсь на спинку стула, не отводя глаз от Костаса. — Я слушаю… Какие варианты для меня у тебя есть?

— Работа. Несколько вакансий на выбор.

— А зарплата соответствующая? — скептически уточняю я.

— Выше среднего, Никита…

— Настолько «выше», что смогу в кратчайшие сроки погасить весь долг?

— Не уверен насчет «кратчайшие» и «весь», — точно цепляется к нюансам Дмитриадис. — Но если твой благоверный соберёт часть суммы, а ты без замечаний и штрафов отработаешь свой срок, мы поищем выход из сложившейся ситуации, и я пересмотрю начальную сумму.

Впервые не сразу нахожу, что сказать:

— То есть альтернативный вариант списания долга всё же существует? — вскидываю брови, обретая робкую надежду. — Может, и начнём с этого?

— Ты в этом вся, — с явным неудовольствием на лице мотает головой Костас: — Торгуешься, ещё не ударив пальцем о палец. Не обольщайся, Никита, не в моих правилах прощать долги, — осекается, когда на столе начинает голосить айфон.

Дмитриадис берёт телефон. Неспешно глядит на экран. Отвечает на своём языке, а по отцу, если мне не изменяет память, Костас — грек.

Разговор длится недолго. И без каких-либо эмоций. Но после этого звонка, Дмитриадис, делает другой:

— Амир, войдите, — коротко бросает, и только в комнату входят уже знакомые охранники, Костас возвращается к моему делу:

— У меня нет времени продолжать нашу беседу, и без того затянулась, поэтому… — жует слова. — Выбор за тобой.

Называет несколько вакансий, вгоняя в полнейшее недоумение.

— Шутишь? — хмыкаю, забыв, что обещала быть послушной и смиренной. — Официантка? Уборщица, кастелянша… Посудомойщица??? — всё больше кажется смехотворным предложение Дмитриадиса. — С такой работой я буду у тебя в рабстве до скончания века!

— Отчего же?! Если не боишься работы, готова совмещать несколько… — продолжает в том же тоне Костас.

— Есть другие варианты? — нагло бросаю.

Дмитриадис молча таранит меня карими глазами:

— Вспоминаю старую-добрую Никиту, идущую в бой и готовую рисковать, — задумчиво тянет Костас.

— Есть или нет? — иду ва-банк.

— Нет...

— Босс, — вклинивается в диалог главный дознаватель, — может, она согласится...

— Нет, — категорично качает головой Костас.

— Вы о чём? На что соглашусь? — а вот меня интригует. Я, к слову, очень люблю выбор! И сама люблю принимать решение, а не когда выкручивают руки и требуют.

— Есть вакансия, но она не для тебя.

— Почему?

— Ты принципиальная.