Да ему ещё и весело. Сволочь!
– Не называй его так!
– Его сама жизнь так назвала, Лисицына, я здесь не при чём, – заявляет нагло, будто эта шутка ещё может быть актуальна. Детский сад, школа, – ещё понимаю, когда кто-то издевается над тем, что не повезло с фамилией. Но блин Рогозину уже девятнадцать, а он всё успокоиться не может. К тому же, лично мне, очень нравится фамилия «Зайка». Но Яр, конечно же, не останавливается, продолжая меня раздражать. – Простая математика, Ева, – он окидывает взглядом мои волосы. – Лисы рыжие, зайцы трусливые.
Со скрипом стискиваю зубы, гневно дышу, но предпочитаю не втягиваться в этот глупый разговор.
– Верни мой дневник, – вместо дальнейших баталий, требую я, но Яр лишь непринуждённо пожимает плечом.
– А кто сказал, что он у меня? – не отрицает, что не понимает, но и не признаётся, что его взял.
Я не верю ему.
– Ну как-то же ты обо всём узнал! Значит, ты читал его! А значит, он у тебя. Поэтому верни мне его, Ярослав, – проговариваю почти по буквам, показывая, что шутки мне надоели. – Я всё ещё в твоей комнате, и если не хочешь, чтобы продолжила крушить её, верни мне дневник.
Уверена, звучала я крайне убедительно, но на Рогозина это не особо действует, хотя и взгляд становится чуть острее. Он кивает в сторону хаоса, устроенного мной.
– Валяй, – бросает беспечно. – Но стоит тебе только повернуться ко мне спиной, как я тут же как следует отделаю твою наглую, дерзкую задницу, чтобы она горела, как минимум, месяц, а ты каждый раз, как садилась, вспоминала, насколько опрометчиво было врываться в мою комнату. Я не брал твой дневник, Ева, хотя у меня была такая возможность, как и у всех членов этого дома.
Я удивленно моргаю:
– Но… – пытаюсь вставить вопрос, но Рогозин только одной сменой взгляда предупреждает, чтобы заткнулась.
– Я не слепой, ясно? Не сложно заметить, кто и когда к тебе приходит. Я же всего лишь спросил твоих родителей, готовы ли они стать бабушкой и дедушкой. Точно так же, как недавно ты спросила мою маму, не против ли она того, что я сажусь нетрезвый за руль, и я неделю не имел доступа к своей машине.
Я громко охаю, округляя глаза. Бабушкой и дедушкой? Тогда немудрено, отчего Надежда Владимировна, именуемая моей матерью, так взбесилась. Спросите её, сколько ей лет, и вы неминуемо попадёте под порчу, которую она уже через пять минут отправиться к кому-нибудь наводить.
– Ну ты и гад, Рогозин! – сквозь зубы выдаю, крепко сжимая кулаки, чтобы не вцепиться в его идеальную, гладкую кожу и не внести корректировки в виде полос от ногтей в его татуировке на груди. – Лучше бы за собой последил, кто и когда таскается к тебе в комнату. – И тут же поворачиваюсь к брюнетке, которая всё это время сидела без шороха и наблюдала за нашей перепалкой. Надо заметить, по выражению её лица можно легко понять, насколько сильно она хочет поджечь меня прямо в эту секунду. Что ж, подкину ей ещё одну причину для этого. – У него есть девушка. Злая, мстительная стерва, которая уничтожит тебя и твою репутацию, если узнает, что он с тобой переспал. А ещё за эту неделю, что она отсутствует, ты у него – четвёртая в этой постели. Была бы пятой, если бы позавчера у него не было гонки. Хотя, не исключено, что он просто не притащил её домой, поимев прямо у себя в машине.
Закончив, я тут же поворачиваюсь к Рогозину, не желая видеть, насколько только что поднялись шансы обзавестись куклой вуду с изображением моего лица. И тут же встречаю тёмные глаза Ярослава, которые за всю мою речь ни разу не спустили взгляда с моего лица. Он следил за мной, абсолютно никак не реагируя на то, что я говорила девушке.
