В какой-то момент нога исчезает, зато вместо нее заглядывает человек с металлической маской и пугающими круглыми очками на ней. Он чем-то щелкает сбоку от маски и осматривает карету. Мне даже кажется, что он смотрит в упор на меня, но… как будто не видит.
Человек исчезает из поля зрения, а я продолжаю лежать, свернувшись комочком, совсем как ребенок, подтянув к себе колени. Сердце бешено бьется, но я заставляю себя глубоко дышать, чтобы успокоиться. Меня не увидели же? Нет.
Хотя одно я понимаю точно: искали меня. Охранники говорили, что должны довезти меня целой. И этот ор Файр не просто так устроил все скрытное мое перемещение. Почему-то я уверена так, словно знаю это, что если бы все было как обычно, то я ехала бы по широкой вымощенной булыжником трассе днем, а не по грунтовой дороге в лесу ночью.
Отличное напутствие от того в белом мундире “если выживешь” заставляет задуматься, а не причастен ли он ко всему этому светопреставлению? Хотя сейчас-то какая мне разница?
Постепенно изолирующий и скрывающий звуки кокон вокруг меня тает. Я начинаю различать запах гари, отдаленные звуки ночных птиц и шум ветра в ветвях. Прислушиваюсь изо всех сил, но не слышу механических пауков. Ушли?
Встаю, цепляюсь за край кареты и, подтянувшись, вылезаю. Сначала внимательно осматриваюсь, но, как и подсказал мне слух, никого рядом не вижу. На секунду оглядываюсь внутрь: там на сидении черным пятном остается лежать мундир ор Файра.
Тёплый, из хорошей дорогой ткани и всё ещё хранящий его запах. Тут же вспоминаются нотки сандала, терпкий мускус. Когда слышу его, то чувствую себя… защищённой что ли. Даже несмотря на то, что хозяин сказал и сделал мне.
На мгновение задумываюсь, а не взять ли его мне. Но потом решаю, что наверняка на нем какие-то знаки отличия, и его непременно узнают, а потом доложат о том, где меня видели. Ну уж нет. Это мой шанс сбежать, и я им воспользуюсь.
Слезаю по погнутым рессорам и сломанным колесам на землю. Небо светлеет, поэтому темнота уже не скрывает последствий ночной стычки. Из троих лошадей на дороге лежит тело только одной: надеюсь, что остальные успели убежать.
Выжженная трава, обгоревшие стволы деревьев, куча оплавленного, искореженного металла, а среди всего этого — мои охранники. Я даже проверять не буду, живы ли они. И так по их позам все ясно.
Дрожь пробегает по всему телу, обхватываю себя руками и озираюсь по сторонам. Они говорили, что дальше по тракту постоялый двор, где мы смогли бы поменять коней. И что он должен быть к рассвету. Если так прикинуть, то мы не так далеко должны быть от него, могу постараться пешком дойти.
Мне все равно терять теперь нечего.
Поднимаю с земли металлический обломок, похожий на лезвие ножа, и сжимаю в ладони. Так себе защита, конечно, но, во-первых, внушает какую-то уверенность, а во-вторых, его можно использовать, чтобы что-то, например, перерезать или подковырнуть.
Узкая грунтовая дорога, петляя, тянется в даль. Сначала думаю идти по ней, но потом решаю, что так меня слишком хорошо видно, поэтому отхожу на несколько шагов вглубь леса и пробираюсь там. Да, чуть медленнее, но я никуда не опаздываю. Тем более, в чьи-то лапы или на тот свет.
Как и говорили охранники, где-то через полчаса лес редеет, а потом и совсем обрывается, а я оказываюсь на краю огромной степи у подножия холма, на котором расположена крепость, обнесенная высокой стеной из желтого кирпича с узкими бойницами. Внизу — укрепленные ворота. На самом верху холма — две высокие зубчатые башни, обнесенные еще одной стеной.
