Чувствуя, что сердце и легкие потихоньку успокаиваются, Костя достал принадлежащий когда-то командиру планшет, который он нашел на месте гибели батареи и предусмотрительно взял с собой. Очевидно его сорвало с командира тем роковым взрывом и отбросило, по счастливой случайности, к батарее, где его и подобрал Костя. Сыромятный ремень, на котором он висел на плече командира, был варварски оборван и Косте пришлось сунуть планшет в вещмешок.
Развернув карту, Костя стал, сначала бессознательно, затем все больше вникая, водить по ней пальцем, постигая ее закодированный смысл. Через несколько минут ему удалось привязаться к местности. Но результаты этой привязки заставили его сердце, до этого бушевавшее внутри, замереть, а спину покрыться холодным потом.
Тогда, заметив с горы приближающихся немцев и наспех схватив собранное снаряжение, он машинально побежал в ту сторону, в которую ушли отступающие советские части, рассчитывая рано или поздно догнать их. Теперь он увидел, что этим намерениям не суждено сбыться, и что они с Карпенко бегут навстречу своей гибели. Они находились в полосе леса между двумя дорогами, которые были запружены войсками противника и сходились через несколько километров. Костя почувствовал, как по спине его пробежал озноб, когда он представил, что через какие-нибудь час-полтора они с Карпенко будут убиты или попадут в плен. Вся эйфория, которую он испытывал, представляя, как они с Карпенко выйдут к своим, мгновенно улетучилась, а на месте ее в мозгу забилась одна тревожная мысль:
– Что делать? Что делать? Что делать?
Карпенко чувствовал себя вполне комфортно. Он был не один, у него был командир, да и в конце концов, у него была винтовка с патронами и штыком. Окажись сейчас в преисподней, он бы и глазом не моргнул, а выполнил бы приказ командира, даже если бы это был приказ: взять дьявола живым. Чувствуя, как дыхание приходит в норму, а дрожь в ногах стихает, он повернул голову в сторону Кости с немым вопросом: «Что делать, командир?» Но вид Кости, склонившегося над картой, заставил его встревожиться и он, поднявшись, подошел к нему. Глядя то на Костю, то на карту, Карпенко не спешил задавать вопросы, разумно полагая, что командир сам скажет, в чем дело.
– Карпенко, мы в западне. Если немцы уже нас обнаружили, то самое позднее через час-полтора нас, как бреднем, выкинут из леса на дорогу и уничтожат, – сказал Костя, чувствуя какое-то облегчение оттого, что мысли в его голове стали упорядочиваться по сравнению с тем «броуновским движением», в котором они пребывали вначале.
Карпенко, не слыша его слов, стал догадываться по его сосредоточенному и встревоженному виду о том, что они во что-то влипли, и что положение очень серьезное. Но он не чувствовал страха, он только ждал приказа.
Костя оторвал взгляд от карты и поднял глаза на Карпенко. Он увидел, что на лице того лежит напряжение ожидания и надежда, надежда на его, командира, мудрое решение. Вдруг он почувствовал ответственность за этого парня, который верит в него, как в командира, как в отца, как в бога. Внезапно на смену хаосу в его душе и сознании, пришли хладнокровие и рассудительность, и он стал сортировать свои мысли, подобно костяшкам на счетах.
– Их было человек десять. Они наверняка не рассчитывали на то, что им придется прочесывать лес. Но, обнаружив наши следы, они обязательно послали за подкреплением. Значит, времени у нас в обрез. Если мы его упустим, то нам ничто уже не поможет, – рассуждал Костя, продолжая смотреть на карту.
