Увидев его в ущелье, Ари приняла его за вторую химеру и даже хотела разгрести завал, чтобы прощупать с помощью Дара и добить, но побоялась новой лавины. К тому же – ну кто выживет под такой толщей? Поэтому она постояла-постояла, да и ушла искать заброшенный замок с гарпиями, а про странного встречного забыла. Когда же они вновь пересеклись в подземелье и стало очевидно, что Гвин – не химера, Ари долго к нему присматривалась, пытаясь разглядеть признаки искажений. Но их не было.
Он был очень примечателен – для начала тем, что даже со своей дикой историей укладывался в рамки неискажённой реальности. Его рассказ напоминал одну из мрачных сказок, которыми издревле полнился запад Либрии: властолюбивый волшебник, пытаясь приручить Лукавого, приносит ему в жертву юношу. Но Лукавый всегда оказывается хитрее, поэтому самонадеянный волшебник погибает, потом погибают все, кто оказывается поблизости, и только жертва, по извращённой прихоти Зла, единственная остаётся в живых. Изувеченная, проклятая и обречённая на одиночество. Чем не древний народный мотив? Идеальный материал для притч об опасности, которую таят в себе тайные знания. Или о том, как опасно играть со Злом. Или о том, что жадным быть плохо. Не суть. Главное, что никому не доводилось пережить такое, а Гвин – пережил. И, лёжа в двух шагах от него, Ари всё думала перед сном: что же после всего этого творится у него в душе?
Уходя, она не стала будить случайного знакомого, хотя её так и подмывало это сделать. Зачем? Она и сама не знала. Хотя бы просто сказать «пока». Но Ари понимала, что они вряд ли увидятся снова, и портить напоследок чужой сон ей стало совестно. Странно, ведь любого другого она бы растолкала – хотя бы чтоб не замёрз насмерть. Но Гвину холод был до свечки, а больше разумных поводов подоставать его у девушки не нашлось, так что она сделала над собой усилие и просто ушла. В конце концов она и так едва не похоронила беднягу заживо…
Потянулись однообразные дни путешествия по диким местам. На северо-западе Синих гор люди не селились из-за бедности земли и близости Острохолмья – вырастить что-то сложно, а без крепких стен долго не протянешь. Здесь было мало лесов, зато во множестве росли колючие кустарники. А ещё здесь было много снега. Ари гадала, как этот край выглядит летом, но возвращаться сюда, чтобы посмотреть своими глазами, не собиралась. Не видела смысла.
За тридцать лет странствий она повидала так много разных земель, что могла бы рассказывать о них месяцами. Три десятка лет пуэри мерила ногами мир людей, топча пыль бесконечных дорог. Горы сменялись равнинами, леса – пустынями; из больших городов путь всегда приводил в безвестные деревушки, а потом наоборот. Ари смотрела на них с самых высоких горных вершин, бросала камешки в океан с каждой стороны материка, купалась в десятках рек и сотни раз спала под открытым небом, которое вроде бы везде одно и то же, но всё же в каждом краю своё. Она уяснила себе точно: только вечные скитальцы представляют – не знают, только представляют – насколько огромен Нирион.
Словом, захолустьем её было не удивить. А северо-западные отроги Синих гор оказались именно что захолустьем, причём совершенно без простецкого очарования глухой глубинки. Отчасти поэтому Ари постаралась преодолеть их как можно скорее – стало скучно.
Спустя полторы недели она вышла на скалистое побережье, возвышающееся над водой на добрую сотню саженей. Оттуда открывался прекрасный вид на совсем не тёплое в это время года Южное море: огромное синее полотно, покрытое тонкими гребешками волн, казалось слишком беспокойным по сравнению с совершенно неподвижной сушей, которая спала под белоснежным зимним покрывалом. Здешние воды не умели отдыхать – тёплые течения с юга, точно кровь в теле морском, циркулировали беспрестанно, не давая поверхности замёрзнуть даже в самые лютые холода.
