Обо всех перспективах развития дальневосточного рыбного хозяйства Алёшкин знал потому, что правление ДГРТ прежде, чем принять какое-либо решение и выйти с ним в Совнарком РСФСР или Наркомат торговли, обсуждало его на собрании партячейки.
Мы уже, кажется, говорили, что в трестовской партячейке грамотных людей было всего двое, конечно, если не считать председателя правления, по образованию инженера, и заместителя начальника производственного отдела Гусева, юриста. Среднее образование имел секретарь партячейки – начальник общего отдела и отдела кадров и новый десятник лесосклада Алёшкин. Естественно поэтому, что при распределении партийных нагрузок Борису была поручена работа технического секретаря ячейки. Конечно, на каждом собрании избирались председатель и секретарь, но представленные ими протоколы обрабатывал Алёшкин. Таким образом, он оказывался в курсе всех дел треста, хотя по служебной лестнице занимал и невысокую должность.
Если для развития работы ДГРТ требующийся большой флот и консервные линии закупались за границей, то весь мелкий – кунгасы «кавасаки» и сейнеры надо было строить самим. Всё это требовало большого количества лесоматериалов самого разнообразного характера. Увеличилась потребность и в таре – бочках, ящиках, консервных банках. Производительность китайских кустарных мастерских трест уже не удовлетворяла, потребовалось строительство более крупных бондарных, ящичных, баночных заводов. Эта работа была возложена на Антонова, она занимала всё его рабочее время, и поэтому все операции по лесозаготовкам, по заключению новых договоров с Дальлесом, по контролю за выполнением старых и по организации получения, хранения и выдачи лесоматериалов на второго работника лесного подотдела легла на Алёшкина. Ему же пришлось принять участие и в организации первой примитивной верфи для строительства мелких деревянных судов. Благодаря этим переменам должность Бориса стала называться «заведующий лесным складом», соответственно повысился и его оклад.
Кроме того, в конце весны 1928 года произошло и ещё одно событие, способствовавшее быстрому продвижению Бориса по служебной лестнице, но в то же время усложнившее его работу. В середине мая лесопромышленник Бородин, получивший вперёд полугодовую арендную плату за склад от ДГРТ и большой (около 200 тысяч рублей) аванс от Дальлеса на проведение осенних лесозаготовительных работ для обеспечения лесопильного завода, со всеми этими деньгами оказался в Китае. По слухам, он не задержался там надолго и переехал в Японию.
Мы неоднократно говорили, что при той слабой охране государственных границ на Дальнем Востоке, которая там была в это время, уйти за границу особого труда не составляло даже с наличием довольно солидного багажа, который имелся у Бородина. Он уехал со всей семьёй и увёз не только большие суммы в червонцах, высоко котировавшихся за границей, но и множество домашних вещей. Как это ему удалось сделать, сейчас судить трудно, только примерно дней через пять после отъезда Кати в Шкотово, в начале июня, придя утром на склад, Борис увидел своего соседа, старичка-бухгалтера Соболева, работавшего у Бородина, в очень растерянном и подавленном состоянии. От него он узнал о том, что его хозяин сбежал за границу, увёз много денег, и что люди, приходившие на склад из ГПУ, взяли с него подписку о невыезде. Теперь Соболев страшно боялся, как бы ему не пришлось отвечать за дела Бородина, тем более что большую часть наличных денег из банка, по поручению хозяина, получал он.
