Молча выдав Афанасьеву и Яковлеву необходимые деньги, Борис запер сейф и уныло побрёл в направлении того дома, где жила маклерша. Мысли о содеянном не оставляли его. Он твёрдо решил скрыть от Катеринки своё падение. Изменой жене позорное и глупое происшествие никак не могло считаться, ведь он не только не любил эту случайную женщину, но даже не знал её фамилии или адреса. Ночью он был пьян, а утром, угнетаемый стыдом и угрызениями совести, он с такой поспешностью покинул ставшую противной и ненавистной квартиру, что даже не обратил внимания ни на номер дома, ни на улицу, на которой тот стоял. Помнил только, что этот дом был где-то недалеко от конторы, так как до работы он добежал за каких-нибудь 15 минут. Проклиная себя за легкомыслие, а своих не очень-то порядочных товарищей за вовлечение в пьянку, он решил как можно скорее найти хоть какую-нибудь квартиру и перевезти жену и дочь.
Маклерша, жившая около собора в большом доме на третьем этаже, встретила Бориса как старого знакомого. Она, видимо, уже удостоверилась у Романовского, что это серьёзный наниматель нескольких квартир. Её устраивало и то, что он пришёл один, а не с целой компанией: очевидно, разговор с глазу на глаз ей больше нравился. Она дала Алёшкину около десятка адресов в самых различных частях города и предупредила, что за каждую снятую квартиру ей следует заплатить 25 рублей (деньги по тому времени немаленькие). Помня заверения Романовского, что оплату маклеров берёт на себя стройотдел, Борис ничего не возразил. Он забрал бумажки с адресами и направился путешествовать по Краснодару.
Города он не знал, и поэтому добирался до указанных адресов с помощью многочисленных расспросов прохожих, иногда сделав лишний крюк. На то, чтобы обегать все адреса, пришлось потратить три дня. Наконец, он подобрал квартиры как будто всем нуждающимся. Афанасьеву, согласному на любое жильё, лишь бы оно было в центре города, Борис снял маленькую комнатку в коммунальной квартире в доме на улице Красной, со всеми удобствами, в десяти минутах ходьбы от Зернотреста; договорился с хозяевами квартиры о том, что оставит задаток в размере месячной платы. За комнату они просили 20 рублей в месяц с оплатой за полгода вперёд. Впоследствии Афанасьев и жил в этой комнатке.
Двум инженерам-строителям нашлись недорогие подходящие квартиры в станице Пашковской. Ещё перед отъездом Алёшкина из Армавира, эти товарищи предупредили, что они желают иметь жильё на каком угодно расстоянии от работы, лишь бы подешевле.
По сведениям, полученным Романовским от Березовского, трое из намеченных к переводу сотрудников, узнав про трудности с проживанием в Краснодаре, вообще отказались от переезда, так как имели в Армавире хорошие квартиры. Таким образом, к концу третьих суток оставались неустроенными только Яковлев и сам Алёшкин. Правда, Борис забронировал для себя довольно большую комнату, тоже почти в центре города, но на первом полуподвальном этаже – сырую, тёмную и выходившую дверями прямо во двор. Комната эта была в доме Коммунхоза. Хотя своей невзрачностью и неприглядностью она прямо-таки пугала его, он всё-таки с хозяйкой договорился, дал ей пять рублей задатка и, так как пока для себя ничего другого не нашёл, оставил там и свою старую кожаную куртку. Ходить в ней по городу было жарко, а оставлять её в том месте, где они жили сейчас, он не хотел: Березовский предупредил, что оставленные вещи исчезают со сказочной быстротой, в чём он убедился на собственном опыте.
