Это определение задачи науки, однако, основано на предпосылке, которая требует дальнейшего обсуждения. Предположение о возможности объединения всех этих элементов в единообразно связанный комплекс понятий, в концептуальную систему, не является самоочевидным. Мотивы, которые первоначально привели к нему, имеют совершенно разную природу и неодинаковую ценность. По большей части они заключаются в реально наблюдаемых, закономерных связях, которыми мыслились даже в самые ранние периоды самые отдаленные элементы представлений о мире, но отчасти и в самом факте ассоциативной совместимости всех восприятий, которая повсюду становится для наивного сознания убеждением в объективной связи всего воспринимаемого, и, наконец, в различных чисто субъективных потребностях ума. Поскольку первые из этих источников, изначально решающие для научной дискуссии, не всегда протекают четко, а в некоторых случаях даже легко иссякают, поскольку вторые сами по себе недостаточны, а третьи часто вообще не признаются источниками из-за их трудноопределимой формы, то понятно, что никогда не было недостатка в подходах к противоположному утверждению. Примерами таких зародышевых точек являются старые, но все еще сохраняющиеся идеи о большинстве последовательных или одновременных миров без какой-либо взаимной связи, а также рационалистическое противопоставление необходимых и случайных истин, сохраняющееся и сегодня в разделении необходимых законов и случайных фактов, которое столь же несостоятельно, сколь и общепринято. Гораздо более значительным, однако, является влияние идеи всеобщей закономерной связи мира. Она играет не меньшую роль в политеистических представлениях, которые осмысленно разрушают кажущееся отсутствие связи между отдельными группами природных процессов, чем в теоцентрических учениях монотеизма. Все те антропоцентрические теории крепнущего, хотя и все еще чувственно предвзятого, научного мышления отводят ему совершенно соответствующее положение. Оно получило свою наиболее одностороннюю, но и наиболее разработанную подготовку через метафизические системы монистического абсолютизма и плюралистического спиритуализма и материализма.
Эти различные формы, которые принимала идея единой связи нашего представления о мире, доказывают так же, как и те разнообразные маскировки, под которыми противоположное утверждение эффективно сохранялось до сегодняшнего дня, что мы имеем дело с предположением, обоснование и значение которого может быть установлено только постепенным развитием всего научного опыта.
Поэтому необходимо указать, в каком смысле эта идея здесь утверждается. К счастью, для нашей цели достаточно придать ей лишь то содержание, которое выражает убеждение, общее для всех научных исследований нашего времени. Поэтому мы предполагаем, что наша идея мира приведет к системе, каждый элемент которой связан со всеми остальными общими закономерными отношениями. Итак, мы придерживаемся только одного, в чем не может больше сомневаться ни чисто спиритуалистически настроенный философ, ни самый осторожный естествоиспытатель, – что даже самые разрозненные процессы, такие как механические и психические, связаны между собой неизменными законами. Соответственно, с одной стороны, мы совершенно не обращаем внимания на то, как эти последние элементы нашей теории должны быть более четко определены, должны ли они мыслиться как абсолютно однородные, например, как материальные атомы или духовные монады, или как равные атрибуты, или же они должны мыслиться как разнородные. С другой стороны, мы пока оставляем неопределенным, как нам понимать эту постоянную закономерность.
