Неординарные преступники и преступления. Книга 1 - страница 7

Слева: Дэвид Карвальо. Справа: Хойт и Лула Хейс.

Эксперты-графологи, изучая предсмертную записку Лулы Хейс, приходили к диаметрально противоположным выводам, что только запутывало ситуацию. С течением времени довольно простое на первый взгляд дело обросла таким количеством всевозможных деталей, нюансов и скрытых мотивов, что разобраться в них непосвящённому человеку стало практически невозможно. Чтобы положить конец этой истории, вышедшей за всякие рамки разумного, губернатор Южной Каролины распорядился пригласить в качестве эксперта-графолога Дэвида Карвальо. Последнему предстояло дать окончательное заключение о происхождении предсмертной записки Лулы. В зависимости от выводов эксперта предполагалось Хойта либо полностью очистить от подозрений, либо, напротив, осудить.

Дэвид Карвальо изучил большое количество письменных материалов, переданных ему для сличения с предсмертной запиской Лулы Хейс, и пришёл к выводу, что записка эта написана… самой Лулой и никем иным. Таким образом история многолетнего преследования бедолаги Хойта закончилась вполне благополучно для него, и произошло это благодаря именно экспертизе Карвальо.

Автор надеется, что это подзатянувшееся отступление не показалось нудным или неуместным, напротив, оно необходимо для правильного понимания масштаба той личности, к которой детектив МакВей обратился за консультацией в августе 1898 года.

Итак, 19 августа Дэвид Карвальо встретился с детективом штата и получил из его рук ряд письменных документов, имевших отношение к делу об отравлении шоколадными конфетами сестёр Пенингтон. Изучив их, почерковед сделал ряд выводов:

– в представленных образцах свободного почерка Корделии Боткин и анонимных оскорбительных писем, полученных Мэри Пенингтон-Даннинг в июне-июле, имеются схожие специфические элементы, в частности, совместное или близкое по тексту написание буквы «p» без наклона и буквы «l» с выраженным наклоном;

– заглавная буква «С», встречающаяся в оформлении бандероли с отравленными конфетами, может быть охарактеризована как «угловатая», и манера её начертания соответствует почерку Корделии Боткин;

– буквосочетание «se» (в слове «please») во всех представленных образцах – как в анонимных письмах, так и письмах за авторством Боткин – пишется заметно выше предшествующих букв, что может считаться специфической манерой письма Корделии Боткин;

– автор всех представленных образцов – как анонимных, так и писем Боткин – получил классическое образование и демонстрирует староанглийский стиль письма, при котором кисть движется слитно с предплечьем; – нельзя исключить того, что анонимные оскорбительные письма, письмо, полученное с бандеролью, и надписи на обёртке самой бандероли исполнены одним и тем же лицом – Корделией Боткин.

Тут необходимо обратить внимание на нюанс, далеко не очевидный современному человеку. В те далёкие суровые времена люди не пользовались смартфонами и персональными компьютерами, а потому обучение детей каллиграфии являлось одной из важнейших задач начальной школы. Выработке красивого почерка уделялось много времени и внимания. Очень часто дети перенимали манеру письма учителя, разумеется, не воспроизводя её в точности, но следуя тому канону, которого от них добивался учитель. Поэтому почерки разных людей порой оказывались в значительной степени унифицированы (схожи) именно в силу того, что эти люди обучались каллиграфии у одного и того же учителя. Вывод Дэвида Карвальо о «староанглийской школе письма» как раз таки и указывал на наличие у автора текстов специфической базовой подготовки.