Читать онлайн Ольга Климова - Неполное превращение. Роман
© Ольга Климова, 2021
ISBN 978-5-0053-2366-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Чем полезны насекомые
Полоса расставленных ноутбуков приглашала к покупке. Ноутбук не самый дорогой, но в нем точно есть функция набора текста. Дополнением к нему, по старой доброй памяти, Виктор приобрёл толстый коричневый блокнот для записей, модную ручку. Ещё несколько простых ручек, так как модная всегда терялась. Теперь можно писать, уж точно. Аккуратно сложив приобретения, поехал в парк, где его ожидают жена и сын.
Гуляющих в парке окружают деревья, серо-коричневые стволы, окрашены снизу белым, защита от насекомых. Листья на яблонях – дичках крупные и мелкие, извиваются и колышутся. Гладкие и прохладные листья. Папа, мама и сын приятно утомившись ходьбой присели на скамейку. Вдалеке небрежно рассыпаны деревенские домики. Уютные игрушечные коробочки.
– Мне нравится жить в доме, приходишь и ты сразу на природе, бегаешь, гуляешь босиком по траве, – заговорил папа.
– Да хорошо, – она выделила последнее о, скруглила розовые губы. Очертание верхней губы сложилось симпатичным треугольником. – Ты знаешь, у меня аллергия на траву. На траву, на черёмуху, и сильнее всего на сирень. У меня голова болит, давление подымается.
– Да как это, у такой молодой красавицы и давление!
– Да вот так.
– А давай квартиру на дом поменяем.
– Давай, если у меня голова не разболится. Я не могу цветущие кустарники переносить, цвет мне на голову влияет.
– А я там книгу напишу.
– Напишешь.
– Конечно, напишу.
– Сядешь среди сосен и дело пойдет, гусиным пером напишешь.
– Не надо среди сосен, мне надо где яблоки растут, среди зелени. У нас будет дивный сад.
На краешке серой скамейки устроились жук мужик и муха девушка, чуть подальше маленький мушонок. Маленький без умолку жужжит, много болтает, это подросток, сын.
Настоящий человечий сын расправил розовые ладошки, оттопырив в стороны мизинцы, направил к солнцу.
Светлое небо светит белым круглым абажуром. Обстановка по – весеннему нежная, тёплая, прохожие довольны и раскованы.
– Какие хорошие люди гуляют, мамы с сыночками, папы с дочками.
– Мне туда в школу далеко ездить будет, – прервал сын впечатление от добрых прохожих.
– Но ты же не знаешь, откуда ездить.
– Я знаю тот район, сын носом указал на противоположный берег. Я представляю, как вы меня в школу оттуда отправите.
– Мы тебя возить будем.
– А маму?
– А маму в театр.
– О да, меня в театр. Я сейчас костюм для Огнива шью.
– Вера, для огнИва, – поправил ударение папа.
– Витя, ну ты зануда, ОгнИва.
– Просто я писатель, и прежде всего преподаватель.
– Ты уж второй день так говоришь, я в воскресенье отдыхаю, про работу немного забываю, и сколько можно про литературу, твоя литература, надоело слушать.
– Ты сама начала про театр.
– Витя, ты напиши про инопланетян.
– Мама, и про школу.
– Я могу про школу инопланетян написать.
– Пиши.
Мать перевела взгляд серьёзных глаз и густых ресниц на сына. Они помолчали, повозились на лавочке, сильнее всех ерзал сын. Дружно выросли вверх, и семейная прогулка продолжалась уже вдоль реки.
Необычайные просторы вдоль глубокой реки. На высоком противоположном берегу реки сидели редкие кустики, рядом сидели люди на скамейках, смотрели в недосягаемую глубину.
Семья не договариваясь закончила прогулку: первый, второй, третий, неспешным ходом шагали к машине. По воскресному вяло переставляли ноги, когда надоело медлить, ускорились.
Левой, правой шагали четыре штанины. Маме чеканить шаг мешала узкая юбка. Она оказалась третьей, заторопилась.
– Поторопись, – кричал из открытого окна на переднем сиденье юный сын, высунув в окно голову на крепкой шее.
– Поберегись, – кричала та же русая голова, когда папа решил сдать назад.
Мама заметила на запястье божью коровку с желтыми пятнышками, она тихо приземлилась к ней на руку.
– Боже мой, какая милота!
Продолжая бережно нести запястье с жуком, мать плюхнулась на сиденье, робко хлопнув дверцей.
– Милота. Они нас с пацанами один раз так покусали, божьи коровки ваши. Когда летят их множество в небе, так красиво, а потом мы все в волдырях. Больно.
– Да, вот так в незнакомой обстановке насекомые агрессивны, это бывает, да, в таких случаях они кусаются, – объяснял лобовому окну внимательно рулящий отец, – а вообще жуки полезны, они уничтожают тлю, спасают растения.
– Ой-ой, любитель насекомых.
– А ты? Вера, я в детстве мечтал стать энтомологом.
– Никак не знала. И, гляжу, не стал. Но бабочек содержишь.
– И не стал. Бабочек люблю.
– Я знаю, что не стал.
– У каждого в детстве есть мечта. Современным детям ваше старое уже совсем не интересно, – резонно вставил сын.
– Ты знаешь как про жуков интересно кино смотреть, знаешь сынок?
– Вообще-то они страшненькие, но весёлые и злые, – заметил сын.
– Про них ещё не всё известно, мамуль, Верунчик, что молчишь интереснее про жуков, чем инопланетян.
– Э-э, нет, не скажи. Вот я костюм к спектаклю делала по Кафке «Превращение». И там…
– Спасибо, сынок, мысль мне подсказал, вот это идея.
– Какую мысль, пап, я ничего не подсказывал.
– Да подсказал сынок, спасибо, и маме спасибо, мне с вами повезло.
– А я всегда хорошие мысли выдаю, – мама томно сплыла по сиденью, сутуля плечи потянулась.
– Вы всегда мне помогаете в делах!
Покупка дома состоялась той же компанией, при той же погоде, в свете белого солнца, гладко скользящего ветра.
Облюбованный для покупки дом возвышался на пригорке. Деревянный, небольшой, как теремок, украшенный ажурно резными ставнями.
Виктор отказался покупать кирпичный, и подешевле, и лучше из дерева, русский, натуральный. У окон обильно цвела сирень. Сиреневый аромат долетал к ним с мягким ветром.
– А я никак не пойму, почему художники сирень пишут. Она такая простенькая, однообразная.
– Наши местные больше черемуху пишут.
– Ага, период от свидания.
– Отцветания. Цветы это красиво, вот и пишут.
Сиреневый аромат влетел в нос вместе вздохом и остался там благоухать, прорастая образами майских свиданий.
– Мам, я помню, духи такие раньше были. Да, были похожие, мам, на твои похожи. Помнишь, в голубом флакончике, с крышкой такой, как ручка дверцы, – делился сын, тыча пальцем в дверцу машины.
– Сынок, от духов в синем флакончике у меня голова болит.
В ответ сын чихнул.
– Солнце, но прохладно, – она томно прикрыла веки, пряча от слепящего солнца, но вдруг открыла глаза:
– Когда глядишь на солнце с закрытыми глазами и откроешь резко, потом всё белёсое. Ха!
– Вот это наблюдение!
Белый жар солнца разгонял в стороны многоцветные тучи, местами серые, а где и сиреневые.
– Жаль, что на сирень аллергия. Я хотел бы тебе сирень подарить.
– Пап, йогурт мне подари.
– Не надо мне ваш аллергический букет.
– Мама тебе не надо, ты заболеешь, кашлять будешь. Мам!
– Я словами тебе нарисую сирень, – папа уже оторвался от семьи и был довольно далеко, хотя прошла секунда, – и ладно, правильно, никакой сирени, но дом мне нужен.
Отец вновь возник рядом со своими, наклонился вперёд, скрестил руки.
– Как хочешь, скоро каждый день будем любоваться цветами.
– Папа, ты переехать решил, ты не пошутил! Это не дача!
– Ну папа, но.
– Мы уедем в свой дом. Живой писатель должен жить в живом доме. Настоящем, русском, деревянном. Осталось вещи перевезти.
Ночь, здравствуй дом
Переезд решили организовать ночью, для того поставили будильник, сели на диване, продолжая визуальный пересчёт собранных вещей. Тихая городская ночь.
Безмолвие сохранялось недолго. Орала музыка, глуша микрорайон автомобильными колонками, на разный тон повторяющими бэц, бэц, бэц.
Возле бухающий машины стояли хозяева, четыре парня, они как и их музыка, вскрикивали, орали, дергались. Один из четверых держал в руке бит у, постукивал ею по ладони.
Виктор рассмотрел ночное безобразие из окна квартиры на шестом этаже. Парни тоже поглядывали в окно на шестом этаже и были настороже. Недоверие вверху и внизу, в доме и на улице. Молчаливое противостояние.
Насмотревшись и уяснив ситуацию, Виктор хотел было набрать 02 по привычке и сообщить про хулиганов, но «ай, да всё равно не сплю», позвонил всегда трезвым грузчикам, заказанным на 0.30. Грузчики быстро отозвались стуком в дверь.
Очертания предметов волновались мелкими тоненькими волнами, маленькими закорючками под вид иероглифов значками в общем напоминавшим японский рисунок тушью. Площадку у дачного домика осветили телефонным фонариком, смотрели на тюки с вещами, вещи прибывали.
Во время переезда в темноте светились человеческие фигуры, но ничего не видно, невозможно угадать выражение глаз. В темноте бывает обман зрения, может показаться то, чего нет. Темный мрак сознания.
Вера посмотрела на мужа. В нём есть непонятное, известное не всем, поступки непредсказуемы. Она подозревала его в чём-то плохом, но понять это плохое она не могла. Прошлый раз, когда он ходил по больнице и искал жену по фамилии имени и отчеству, нашёл совсем другую молодую.
Виктор представлял энтомологический дождь, смотрел, откуда дует ветер, прогнозируя вспышки вредителей, и думал про перелеты жуков через океан, как мелкие организмы жуки переезжают с грузами в самолётах, как жук сидит в самолёте, листает журналы, спит. Ведь у жуков несколько форм покоя, летом сон, много лет зимой он может спать. Пища колорадского жука семейства пасленовых, да, питаются в основном картошкой с помидорами в наших краях. Перелетая, жуки нередко гибнут в водах Балтийского моря. Насекомые обитают повсюду, но это летом. Это дикие насекомые. У меня свои, домашние. Есть ещё такие вредители – яйцееды, они откладывают яйца в яйца колорадского жука. Уничтожать жуков могут клопы.
– Вера, как бабочки переедут?
– Ты их в террариумы загрузил.
– Я про то, как поездку перенесут.
– Отлично перенесут.
– У меня голова болит, а тебе ничего страшного.
– Верунчик… Сейчас таблетку принесу.
Он налил воду в стакан, выскреб таблетку из стандарта, осмотрел осиротелую, разрушенную отсутствием привычных вещей обстановку кухни, заметил старенький, от старости модели неказистый ноутбук.
«Ага, его на коленях перевезу. Две страницы написал. Пишу по две в день A4. Завтра дальше. Звуки, тараканы – благодатная тема, про людей сложнее, только о них одно подумаешь, они другое вытворяют. Особенно про красивых женщин сложно. Вот не зря Толстой не любил красавиц, может их боялся. Красавица она, как ей жить?»
Размышляя, он складывал в сумку ноутбук.
«По – толстому, прыгни-ка, красавица, под поезд, и рассчитай хорошо, куда прыгнуть, в середину, между вагонами, чтобы надежно, умри сама. По Пушкину Татьяна романтичная мечтательница, творение Толстого – это Наташа. И пошло-поехало. Девушки то образ Татьяны пытаются скопировать, то Наташу обезьянничают. Она вся такая живая, настоящая, Наташа, не то, что холодная красивая Элен.
Красиво это значит холодно у него. Попрыгунья с придурью это тепло, настоящая женщина. Ведь таких не бывает, он придумал, они придумали, сочинили свой женский идеал. Но как модно придумали. Ведь сколько лет женщины подражают!»
У подъезда стояла Вера, он протянул крупную белую таблетку.
– Возьми Верунчик, да, и запей.
– Я позвонила, бабочек повезут в отдельной легковой машине, с большим багажником.
Он улыбнулся ей, как простой обычный человек, радуясь воскрешению погибших друзей.
– Мои бабочки живы. Вера, а я про Толстого все думаю.