Воображение живо рисует картинку, где она, распятая на медицинском столе, извивается, пока я собственной рукой набиваю на ее тощую задницу эти слова, и соблазн устроить ей такой свадебный подарок так велик, что приходится вцепиться в карманы изнутри.
— Что ты здесь забыла? – спрашиваю тяжелее, чем собирался.
С Кирой всегда так было: с первого дня, как Раф притащил ее к нам домой, было ясно – она все испортит, сломает, изваляет в грязи, потому что таким, как она, место в самом дешевом борделе Таиланда, где ночь с девочкой стоит меньше, чем гамбургер в обычной забегаловке. Ума не приложу, почему я тогда не нашел хороших ребят, которые бы устроили ей незабываемые каникулы. Всего на насколько дней, может, неделю. Чтобы маленькую тварь порвали, как шавку, чтобы на всю жизнь запомнила, где ее место.
И когда я готовлюсь ее догонять, зараза вздергивает подбородок и вместо того, чтобы прислушаться к инстинкту самосохранения и хотя бы попытаться сбежать, вдруг идет прямо на меня. Точнее, мимо меня, к могиле. Кладет цветок на плиту и начинает бормотать… Бля, что она там бормочет? Молитву?
Я хватаю ее за локоть: слишком быстро, чтобы Кира могла это предугадать. Да я и сам не мог, потому что даже касаться ее невыносимо противно. Как будто схватился за оголенный провод и ладонь обуглилась сразу до кости.
— Заткни свой поганый рот, - шиплю в плотно закрытые глаза и почти волоком оттаскиваю ее прочь, подальше от места, которое не должно быть осквернено ее дыханием и запахом.
Она не сопротивляется, но едва успевает переставлять ноги, подстраиваясь под мой быстрый шаг. Останавливаюсь, когда перед глазами маячит каменный забор, а могилы остаются далеко позади. Я безбожник, антихрист, потому что поклоняюсь своей собственной вере, в которой нет херни про всепрощение, вторую щеку и «не согреши», но даже я уважаю покой мертвецов.
Разжимаю пальцы и вытряхиваю безвольную руку Киры. Краем глаза замечаю, как та прячет руку за спину, морщится от красного браслета на коже – следа моего неласкового приветствия.
— Увижу тебя здесь еще хоть раз – закопаю рядом, - обещаю, ни капли не лукавя.
Худая бледная дрянь… улыбается? Она это серьезно? Вот так, словно я пообещал задарить ее радужными пони, улыбается?!
— Так иди за лопатой, Эл, - отвечает Кира. Совершенно, блядь, потерявшая страх Кира. – Вырой могилу. На будущее. Чтобы потом не заморачиваться.
Эл. Она назвала меня Эл. Своим поганым блядским ртом, словно имеет на это гребаное моральное право.
И я снова быстрее, чем она: сжимаю ее щеки пальцами, вдавливаю до упора, до зубов, так, что зеленые глаза становятся влажными от слез.
— Как ты меня назвала? Ну-ка, повтори.
— Я-тебя-не-боюсь-Эл, - говорит она по словам, словно для умалишенного.
И я правда не знаю, почему до сих пор позволяю ей дышать.
Пальцы разжимаются - и этот жест совершенно точно не в зоне моего контроля. Просто в голове будто вспыхивает огромный стоп-сигнал, который предупреждает, что эта маленькая тварь снова влезла мне под шкуру и достала то, что давно отболело. Словно разбередила рой дикий ос, вот только в своей слепой злобе они набросились не на своего обидчика, а на первого, кто подвернулся под руку – на меня самого. И кажется, что злость течет по венам - такой яркий и сильный концентрат, что запросто может заменить кровь. И тогда я стану долбаным злым героем из комикса, мистером Хрен_ты_меня_проведешь_грязнуля.
