– Так вот, насильно и сделали меня председателем, – шутя жаловался мне Вагин. – Стал почитывать, ума набираться. Ветеранов-колхозников собирал, советовался, да и поврозь с ними говорил. Колхоз стал подниматься. Создал хорошую тракторную бригаду – танкистами назвал. Сам двигатель знал хорошо, так что если что – бегут ко мне, и я иду им помогать. Авторитет среди колхозников поднялся. А тут и дела пошли в гору. За два года построили дорогу от основной магистрали до колхоза. Ну, совсем зажили.
– У нас, – говорил мне в другой раз Вагин, – колхоз специализируется в основном на зерне и молоке, мясо тоже есть на продажу, а вот овощи и картофель выращиваем только для себя. Параллельно развивали и ремесла. У нас работала кузница, где не только ковали лошадей со всего района, но и делали различные поделки – петли для дверей, засовы, ухваты да кочерги для печей – печи-то у нас настоящие. Появилась у нас и столярная мастерская, а вместе с ней и мастера по резьбе. Чего только не делали! И ложки, и разные тарелки, чашки. Потом нашли недалеко хорошую глину – наладили производство крынок для молока и другой посуды. Причем расходилась эта посуда не только по колхозу, но и вывозилась на рынок. Стали побогаче – организовали два небольших цеха: один – под соление грибов, во втором – повидло делали из ягод. Стеклотару и крышки закупали. И эту продукцию хорошо покупали. И горожанам хорошо, и колхознику прибыль.
Но уж как меня только ни мордовали – и в районе, и в области. Особенно в районе: «Почему не сеешь?» Отвечаю: «Еще рано». – «Для всех не рано, а тебе рано». – «Мне рано – земля холодная, зерно в тепле прорастает, а не в холоде». – «Ох и достукаешься ты, Вагин, исключат тебя из партии и снимут с председателя». А я им: «Из партии вот такие, как вы, может, и исключат, а вот председателем меня выбирал народ, поэтому ничего не получится». Они, конечно, еще пуще грозиться стали. Особенно свирепствовали, раздавая «указивки» – когда сеять, когда убирать (и сведения им подавай), когда пахать, когда хлебосдача. А уж в отношении ремесел и вовсе за горло брали: «Ведь ты поощряешь частную собственность, а это недопустимо!» Отвечаю: «Во-первых, это не частная, а коллективная собственность; во-вторых, все делается собственными руками, трудом колхозников; в-третьих, это совершенно не влияет на выполнение плана по основным показателям колхоза».
А в ответ все угрозы и угрозы. Всего лет восемь или десять, как отстали. Была областная партийная конференция. Я там выступил: «Вот уже скоро будет сорок лет, как я председатель колхоза. И все это время мне диктуют из района, когда мне сеять, а когда жать. И ни разу я не выполнял эти указания и не буду их выполнять, потому что это погибель. Нам на месте виднее, чем в районе и в области. Доказательством этого является то, что наш колхоз – миллионер». На конференции был какой-то представитель из Москвы – толковый человек. Он сказал: «Прав товарищ Вагин – не надо колхозу предписывать, когда что делать. Вот если колхоз не готов к посевной или уборочной, тогда надо и потребовать, и помочь. Но практика показала, что вмешиваться в колхозное производство не следует. Если есть толковые рекомендации – тогда другое дело».
С тех пор все начальники отстали. Но все равно чертом смотрели в мою сторону. А дело в том, что все районы соревновались меж собой – кто быстрее посеет, уберет, сдаст зерно стране. Каждому хотелось отличиться. Теперь же надо было отыскивать другие мотивы соревнования. Вот так мы и жили все эти годы. Нам отдавали приказ сеять или пахать, мы говорили: «Есть! Будет исполнено», а делали так, как надо. Потому и жили хорошо. А если бы всю бюрократию потопить или хотя бы выгнать в поле на прополку – было бы еще лучше, – говаривал Вагин.
