– Не преувеличивайте, – одёрнул я наставника. – Ваша помощь сыграла большую роль.
– Ага, эпизодическую, – хмыкнул старик.
– Зато это был очень важный эпизод, ключевая сцена спектакля.
– Извините, что перебиваю, – робко вклинился в разговор молодой человек. – Так у меня теперь всё нормально? Я могу идти? Или лучше взять костыли?
– Костыли в топку! – заявил я. – Вам это не нужно, с ногами теперь полный порядок. Но я бы на вашем месте избегал в течение недели серьёзных нагрузок.
– Ты вот не первый раз пациентам про ограничения говоришь, – перебил Виктор Сергеевич, – только я никак не могу понять почему?
– На всякий случай, бережёного Бог бережёт, – отмахнулся я. Не скажу же я про то, как протекают процессы реабилитации в мире без магии. Хотя кстати да, он прав, надо про эту привычку забывать потихоньку. Попробую себя пересилить и перестать перестраховываться. С другой стороны, а какой в этом вред? Правильно, никакого.
– Саш, так ты сейчас серьёзно? – отец так и продолжал качать мышцы поднимающие бровь и недоумённо переводил взгляд с меня на счастливого пациента.
– Я всё понял доктор, спасибо вам большое! – пискнул парень, снова вклиниваясь в наш разговор, потом летящей походкой вышел из манипуляционной. По грациозности его телодвижений я предположил, что молодой человек занимается балетом или танцами.
– Ну что, сын, поздравляю! – улыбнулся отец. – Пора подавать прошение о повторном заседании коллегии, чтобы вернуть тебе статус лекаря.
– Давай немного подождём, – покачал я головой. – Мы ведь понятия не имеем, какой сюрприз они могут подсунуть в качестве испытания. А если я не могу завершить процесс и придётся остановиться на полпути? Они меня тогда в ближайшее время на пушечный выстрел не подпустят и статус мне не видать, как собственных ушей.
– Это ты правильно говоришь, – кивнул отец. – Лучше день подождать, зато потом за пять минут долететь.
Я чуть не заржал вслух после этой фразы. Отец увидел, как я давлюсь от смеха и снова начал делать гимнастику для бровей.
– Ты чего?
– Да так, не обращай внимания, – махнул я рукой, стараясь выровнять дыхание. – Вспомнилось кое-что с этим не связанное.
– Ладно, работайте, главное старайся в перегруз не уходить, пользы от этого мало.
– Постараюсь, пап, спасибо.
Отец ушёл, я посмотрел на часы, ещё только половина десятого, а уже хочется чего-нибудь перекусить. Сначала думал отправить Катю в качестве курьера в пекарскую лавку неподалёку, но вовремя одумался. Нам может угрожать опасность. А чего это я так торможу? Сказал санитарке организовать для всех чай с пирожками и накрыть стол у меня в кабинете. Воскресное утро, людей в клинике пока очень мало. Пока выдалась пауза, можно немного расслабиться, до обеда ещё далеко. Илюхи жаль сегодня не было, его бы тоже позвал чай пить с ватрушками, как он любит. Ну ничего страшного, в понедельник он порадует меня своей физиономией.
Наше мирное чаепитие с поеданием вкусняшек почти закончилось, когда вбежала медсестра и сказала, что привезли тяжёлого больного.
– Папенька ваш уже в манипуляционной, Александр Петрович, – прозвенел её голос весенней капелью. – Требовал, чтобы вы срочно пришли.
– Уже бежим, Ксюша, – ответил за всех Виктор Сергеевич, а потом обратился ко мне. – Точнее вы бегите, а я уж пойду не торопясь.
Мы с Катей вошли в манипуляционную, на столе лежал пациент в почти сгоревшей одежде, на теле жуткие обширные ожоги. Запах жареного мяса смешивался с вонью от обугленной одежды. Медсестра широко распахнула окно. По моим представлениям, это травма несовместимая с жизнью, но пациент даже был в сознании и громко стонал. Вслед за нами в кабинет ворвался Корсаков, никогда за ним не замечал таких резких движений и быстрого размашистого шага, но ситуация диктовала правила. Это хорошо, что позвали Бориса Владимировича, для Кати такая задача скорее всего может оказаться неподъёмной.
