Сотрудничать – да. Беспрекословно подчиняться – нет. Ни в коем случае!
И мой демарш был обусловлен не просто какой-то мимолётной прихотью, мол, я сам по себе и сам всему голова, а основан на вполне конкретном знании. Или даже правильнее будет сказать – послезнании. И всё дело в том, что я с почти стопроцентной уверенностью предвидел, а можно сказать – знал, что будет происходить после того, как я соглашусь с тем, что теперь моим начальником является товарищ Живов.
И чтобы увидеть те события, которые после моего согласия начнут происходить, совершенно не нужно было быть экстрасенсом или предсказателем. Достаточно просто подумать и представить последовательность будущих шагов, которые разведчик предпримет после общения со мной. И шаги эти были для меня вполне очевидными: нет сомнения в том, что как только вопрос с моим местопроживанием будет решён, партнёр-командир в самые ближайшие дни по своим каналам (вероятно, с помощью рации) свяжется с Москвой и расскажет о моём появлении. Центр, после того как придёт в себя, естественно, попросит разведчика проверить меня ещё раз. Когда же они убедятся в том, что я – это я, то примут одно из двух решений.
Первый вариант. В случае если в Центре решат использовать мои навыки непосредственно на территории Третьего рейха, то заставят меня сидеть в квартире до часа икс, а после операции срочно эвакуируют в СССР через ту же Швейцарию.
Второй же вариант был почти идентичен первому. Только по нему в Центре не захотят использовать меня как снайпера в Германии, а сразу прикажут возвращаться на Родину.
Разумеется, я точно не знал, что именно меня ждёт после возвращения, но был абсолютно уверен в одном: с того момента, как я попаду в Союз, фронта мне больше не видать никогда как своих ушей. И на этом война с непосредственным ведением боевых действий для меня будет, скорее всего, закончена, что же касаемо дальнейшей судьбы, то очень вероятно, что я стану в том или ином виде подопытным кроликом.
Я уже сто раз думал об этом исходе и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: с такими умениями, что есть у меня, меня просто никто и никогда не отпустит из своего поля зрения никуда. Про «на войну» и говорить нечего.
Да, это будет парадокс, но всё сложится именно так. Я – человек, обладающий уникальным ночным зрением. Нет в мире людей, которые видят так же, как и я. Я – человек, способный видеть на несколько километров вдаль и различать даже мелкие детали. В конце концов, я – человек, способный стрелять на эти дальние дистанции и, более того, с почти стопроцентной вероятностью поражать цели, ведя огонь почти без промаха. А теперь вопрос: можно ли такого человека отправлять на фронт?
Кажется, что да. Ведь где, как не на фронте, такой самородок, буквально прирождённый воин, мог бы достойно применить свои навыки против врага? Однако правильный ответ был совершенно противоположным. Потому что всегда будет существовать вероятность, что противник захватит бойца со столь уникальными умениями и использует его способности против нашей страны. Переметнувшийся в стан врага снайпер, поражающий без промаха всех и вся, включая высший командный состав РККА… Думаю, от одного только такого предположения всё военное руководство СССР попадает в обморок.
Да и кроме варианта использования меня противником в качестве снайпера есть ещё один. Руководство всегда будет небезосновательно опасаться, что в случае моего пленения противник сумеет изучить мой феномен, мою технику стрелкового боя и сумеет найти методику обучения своих бойцов. То, что это невозможно, никто даже предполагать не станет. Перед глазами у начальства будет стоять картина, когда десятки или даже тысячи гитлеровских снайперов, несущих смерть в любую погоду и в любое время суток, появятся на поле боя. Разве это не страшный сон, который, по их представлению, может воплотиться в реальность?
