До конца дня я сижу, не поднимая головы. Едва не опаздываю за Ромкой в садик, снова забрав его последним. И хоть до официального окончания рабочего дня в саду ещё больше часа, воспитатель кривится, потому что детишек у нас рано разбирают.
— Ромчик, ты сегодня посидишь под мультиками, хорошо? Мне дали работу домой. Мы с тобой сейчас пиццу купим, а завтра после сада уже приготовлю что-то, договорились?
— Хорошо, мам. А мы поиграем в черепашек?
— Нет, сладкий, сегодня не успеем, прости. Завтра поиграем, — прикусываю щёку, потому что в который раз уже откладываем эту игру из-за моей занятости.
— Мам, а папа ещё придёт?
Мне даже хочется рявкнуть на Ромку, хотя я так почти никогда не делаю. Но я сдерживаюсь, малыш не виноват, что его внезапно объявившийся папаша такой жуткий придурок.
— Нет.
— Но я бы хотел…
— Рома, — мы стоим в пробке, поэтому я поворачиваюсь из-за руля к сыну. — Тебе не стоит думать об этом человеке. Он нам никто.
Малыш опускает обиженно глазки и снова надувает щёки. Я же вынуждена снова вернуться к дороге, потому что сейчас не время и не место для этого разговора.
Дома мы быстро разогреваем пиццу, и я отправляю его смотреть мультики. Дома давно пора убираться, что я и планировала сделать вечером, но приходится угнездиться на кухне с бумагами с работы.
Однако, не проходит и двух часов, как в дверь звонят. Интересно, кого это могло принести в семь вечера?
— Кто? — спрашиваю через дверь.
— Опека. Инспектор Булатова. Откройте дверь.
6. 6
Меня всю обдаёт волной холода. Руки дрожат, когда я отпираю замок. Но даже потребовать каких-то объяснений данного визита или хотя бы предъявления документов я не успеваю.
Дородная женщина тычет мне в лицо ксиву, а затем без приглашения входит в квартиру. Она не одна, с ней ещё женщина, чуть помоложе, с папкой бумаг в руках.
— Жадан София Романовна?
— Да, я, но не поним…
— А что тут понимать? — первая женщина, что представилась инспектором Булатовой, говорит зычно и грубо. — На вас от соседей поступила жалоба. Крики, частый плач ребёнка, шум, ругань, мат.
— От каких соседей? — я в изумлении смотрю на неё, испытывая нечто сродни дезориентации.
— Анонимно. Имеют право, — отрезает она.
— Какие ещё шум и крики? Какой мат? — возмущаюсь я. — Я никогда не кричу на ребёнка!
— Вы даже сейчас голос повысили. И соседи считают иначе. Где ребёнок?
— Мам, кто это? — из комнаты в коридор выходит Ромка и прячется за меня, видно, что он испуган.
— Ты Жадан Роман? — вторая женщина обращается к сыну.
— Я.
— Это твоя мама?
— Моя, — голосок у Ромчика дрожит, но ведь это и неудивительно: вечер, непонятные люди, встревоженная мать.
— Расскажи-ка, малыш, что ты сегодня ел?
Рома смотрит на меня, и я ему коротко киваю, чтобы отвечал.
— В садике ел кашу, суп…
— А дома? — перебивает его инспектор.
— Пиццу с мамой купили.
— А вчера?
— Вчера я ел у тёти Виты. Она сырниками угощала.
— Оставляем ребёнка с посторонними лицами? — женщина щурится, глядя на меня.
— Вита — моя приятельница, мы заехали с сыном к ней в гости после того, как я забрала ребёнка из садика. Это запрещено?
— Последним забрали. Почти в семь вечера.
— Это тоже запрещено? Сад до семи, вообще-то.
Я начинаю нервничать ещё сильнее. Эти допросы мне не нравятся.
— Так, приступим к инспекции условий проживания несовершеннолетнего. Мария Витальевна, включайте камеру.
Вторая женщина достаёт смартфон и включает на нём камеру, я возмущаюсь, но меня никто не слушает, даже угрожают полицией за противодействия службе защиты несовершеннолетних.
