Непридуманные истории из жизни Страны Советов - страница 33

Видимо, вспоминая свою нелегкую работу, Аркадий Львович на секунду замолчал. И я, воспользовавшись паузой, спросил у него:

– Ведь Вы попали в органы НКВД по рекомендации райкома, а как Вы могли доверять другим и быть уверенными в Ваших осведомителях, не зная их подлинного отношения к советской власти. Разве можно было им верить?

– Шеф, – ответил он мне снисходительно и поучительно, – Вы, как всегда, заблуждаетесь. Поймите, наше НКВД обладало неограниченными полномочиями по отношению к любому члену советского общества. В то время наши органы могли сделать осведомителем любого человека и всех людей могли заставить стучать на любого и каждого, кто советскую власть не любил и не поддерживал.

– Как, каким образом? – искренне вырвалось у меня.

– Ответьте мне, шеф, кому охота умереть? Поймите, если органы НКВД ставят своей задачей сделать из того или иного гражданина информатора, а он не хочет этим заниматься или более того, отказывается, то он, как бы ему этого ни хотелось, будет делать не то, что ему хочется, а то, что надо НКВД. Попав в наши руки, он никуда и никогда уйти от нас не сможет.

Мне становилось все больше не по себе. А Рябов тем временем продолжал:

«В нашей системе имеется огромный арсенал для успешной деятельности: уволим, например, с работы. А ведь без нашего согласия его никуда не примут. А ведь человек слаб, поймите это. Особенно, если у него есть семья, жена, дети. Он будет вынужден сдаться и будет стучать на любого, на кого мы ему покажем пальцем. К тому же не забывайте, что НКВД имеет огромные возможности для устранения неугодных. Например, несчастный случай. Можно легко подстроить автомобильную катастрофу или убийство с целью ограбления (с подставными бандитами). Меня учили, что на нашей работе дружба при выполнении особых задач не предусматривается. Ни морали, ни чести, ни долга, ни человеческих чувств – надо стать бесчувственным одиноким волком и посвятить этому всю свою жизнь. Я никогда не забуду, как мы высылали семьи врагов и членов семей изменников родины. Под эту категорию попадали многие. Мы не брали во внимание ни больных, ни стариков, ни детей. Я представлял себе весь тот ужас, который переживали те, кого выселяли, и то, что ломались души тех, кто выселял. Ведь до сих пор остались обиженными целые народы.

Наша работа оценивалась по количеству арестов скрытых врагов – антисоветчиков и предателей, а это порождало между нами нездоровое соревнование, своеобразную гонку за объектами ареста. Особое внимание мы уделяли белорусским буржуазным националистам. К ним относились писатели и творческая «гнилая» интеллигенция, которая поднимала свой голос в защиту белорусского языка. Наш шеф нарком НКВД БССР Л.Ф. Цанава на одном из совещаний сказал:

«Мы должны окончательно сломать сопротивление националистов Беларуси, и нашим оружием должен стать прежде всего могучий русский язык, он один имеет право на жизнь на этих белорусских землях. Мы должны с корнем вырвать все без исключения элементы национальной белорусской культуры и сделать это при помощи русского языка. Наша задача заключается в том, чтобы отучить население Беларуси от белорусского языка. Так называемый белорусский язык, состоящий их смеси полурусских, русских и польских слов, не имеет права на жизнь. Он должен быть раз и навсегда заменен великим и могучим, всем понятным русским языком. Все преподаватели белорусского языка и ополяченное белорусское интеллигентское болото должны быть раздавлены и уничтожены как злостное контрреволюционное отребье. Мы должны выкорчевать все элементы национальной белорусской идеологии. Это даст нам возможность навсегда утвердиться в этих краях и сделать их исконно советскими землями, чтобы никогда у родившихся на этих землях людей не возникало вопросов, связанных с понятием белорусскости. Такова железная воля сталинской политики и мы ее должны неуклонно исполнять».