Непримиримые 3 - страница 40
Игнат качается ко мне с протяжным стоном через боль: «М-м-м!!!».
Его хозяйство напрягается, чуть вибрирует. Не выпускаю, но ощущаю, что по пальцам стекает нечто тёплое.
Мысль вновь улетучивается. Под бархатный рык Игната поспеваю и я – рвано всхлипываю, прогибаюсь навстречу. Меня прошибает разрядом так сильно, что тело начинает мелко потряхивать, словно в лихорадке.
Зубами вонзаюсь в плечо соседа, проглатывая ещё более громкий, постыдный стон блаженства.
Я в Раю… парю… лечу… словно снежника, лениво падающая с неба. Как хорошо… томительно сладко.
Сердце скачет так рьяно, что эхо отдаётся в голове, даже уши закладывает…
Эйфория, что б её…
Эйфория как-то быстро отступает. Закрадывается гнусная мыслишка, что я натворила нечто омерзительно-неправильное, но такое… приятное, что впору краснеть, да глаза отводить.
Озноб тихонько отпускает, а с ним подкатывает жгучее чувство стыда. Едкое, проказливое…
– Да, малыш, – со смешком выдыхает Игнат, всё ещё пыхтя, как паровоз, и смачно целуя в висок. – Мы как школьники…
Вот так, в объятиях Селивёрстова, медленно прихожу в себя.
Лежим, сопим… Потные, горячие… развратные…
Рассудок, ты где?!
Меня колотит, сердце всё ещё готово выскочить из груди, но по телу бегают тёплые волны удовольствия.
– Ты что, кончил мне в ладонь? – понимаю, что не самая умная фраза после случившегося. Возможно, глупо, но уточнить нужно.
– Ах-ах, – с непонятным надрывом кивает Игнат, – ты мне, кстати, тоже…
– Ужас! – признаюсь, еле совладав с осипшим голосом.
– Не, малыш, спасибо хоть так, а то если сам… без помощи… в боксёры – жуткий стрём!
– Блин, – закрываю на миг глаза, – да по мне вся эта ситуация в целом – стрём!
– Думаешь, я часто занимаюсь петтингом? – мутно-серые глаза дотошно изучают мою физиономию.
– С твоей бурной сексуальной жизнью… – начинаю робко.
– Бл***, да я только в школе пару раз этим баловался, и то, потому что девственницу разводил на трах.
Правда заметно отрезвляет. Нервно сглатываю:
– Мило.
Знал бы ты…
– Ир, – бормочет проникновенно Игнат, – ты хоть представляешь, что с нами творишь?
– Нет, – совершенно не вру, для меня это действительно в новинку. Да и вообще, если бы не шок, сгорела бы от стыда.
– Ты такая горячая, влажная, – мурлычет Селивёрстов в волосы, носом ведёт по щеке, к губам, поддевает мой нос, и я понимаю, что Игнат до сих пор во мне. Пальцы вновь начинают скользить, вызывая дрожь в теле.
– Узкая… ты такая узкая… – опять слышатся нотки не то мýки, не то боли. – И-и-ир, – стенает, жадно пососав мою губу. – Мне мало, я ещё хочу…
Пока могу думать, пока рот свободен, пока цепляюсь за силу воли, да в конце концов за остатки рассудка, шикаю:
– Селивёрстов, убери свои пальцы… из меня! – добавляю значимо и с расстановкой.
– Шутишь? – бормочет неверующе Игнат, продолжая наглые поглаживания. Упираюсь чистой ладонью в грудь соседа, предостерегая взглядом.
– Ир, ты… Бл***, хочу тебя! Давай хоть губами, языком…
– Э-э-э, – вот от подобной фразы в лицо словно кипятком плещут. Отшатываюсь, ещё и коленкой отталкивая соседа.
– М-м-м, – досадливо стенает Игнат, и как только даёт свободы, брезгливо уставляюсь на свою поруганную ладонь.
– Какая гадость, – морщусь. Запах неприятен, а от осознания, что это, вообще, подташнивать начинает.
– Ир, – бурчит Игнат, – заканчивай строить невинность, которую только что осквернили и принудили к запрещенному сексу. Давай хоть разок, а?