Непримиримые 4 - страница 52
Нервно выдохнув, признаюсь:
– Скорее кошмар.
– У тебя летнее гормональное обострение?
– Скорее у вас!
– Со мной-то всё как обычно, а вот ты… видать, прочувствовав силу своей сексапильности и умения возбуждать всё поголовье мужиков махом, решила нас лбами столкнуть?
Уже рот открываю огрызнуться, как в туалет с громким возмущением:
– Во урод! – входят, судя по голосам, две дамы.
Дверь с грохотом затворяется.
– Я о том же! Не х*** совать другим, если жена есть! – поддакивает другая.
Вытаращиваюсь на Игната:
– Ты же закрывал! – шлёпаю губами.
– Он сломан, – дёргает плечом сосед и проказливо бровями играет.
– Ого! – озадаченно одна из дам. – Кто-то обувь забыл.
– И сумочку, – вторая с ушлым интересом, – куртку, – на последних словах умолкают.
На миг затаиваюсь.
– Девчат, – подаю голос. Глаза в глаза с Селивёрстовым, его прям распирает от ребяческой радости, что мне приходится себя выдать. – Это моё. Я тут… Жива…
– С тобой всё нормально? – отдалённо напоминает участие.
Игнат бёдрами качается, имитируя акт и мной ударяя об стенку:
– Да, – получается нечто смазанное – между всхлипом удовольствия и выдохом при ударе в живот. – Прихватило, – брякаю подавленно, проклиная соседа и ситуацию, в которую попала по его вине.
– Ну смотри, – бурчит первая.
Девицы расходятся по кабинкам, что понятно из характерного звучания и начинают справлять нужду, продолжая переговариваться.
– Прикинь, Алин, а моего муд*** с Элеонорой застукала Вероника.
– Где это? – фыркает недоверчиво первая. – Она же из дому выходит раз в месяц…
– Главное, вовремя это сделать! – не то ржёт, не то крякает вторая дама. – Пропиз***…
– А если бы Шувалов зашёл? – шокированно уточняю едва слышно, пригвождая Игната злобным прищуром. Комичная и в то же время драматичная ситуация на фоне матерщинного разговора женщин о любовниках и их женах.
– Пох! – становится циничным лицо Селивёрстова. Ладонь бесцеремонно ложится на мой лобок.
– Стой-стой, – нелепый шуршащий протест, который сосед прерывает с чудовищным хладнокровием – свободной рукой зажимает мой рот, другой отодвигает боковую кайму-резинку крохотных трусиков. Наглые пальцы скользят по промежности…
Мычу в руку насильнику, а на деле задыхаюсь от жутких по возбудительности чувств. Понимая, что проигрываю сражение, толком его не начав, изловчившись, кусаю Селивёрстова.
Игнат шипит, но терпит. Борьба взглядов.
Гудит, смываясь в унитазах, вода. Женщины продолжают обмениваться матерным диалогом на глобальную тему – хлопая дверцами, почти синхронно покидают кабинки и начинают омывать руки под обильно бьющими струями.
Крепче сжимаю челюсть. Сосед глухо мычит, вероломно щипая за чувствительный участок промежности, до моего позорно дёрганного всхлипа и непрошенных слёз в глазах. Несколько секунд терпим боль-адский разряд, но зубы острее. И только женщины выходят из дамской комнаты, правда, напоследок участливо поинтересовавшись: «С тобой точно всё нормально? Врача может?» и моего выдавленного «Э-э», – больше смахивающего на конвульсивный стон эпилептика в припадке, Селивёрстов сдаётся первым и отдергивает ладонь:
– Сук***! – но так любовно, что даже не обидно.
– Кобель! – протяжно стенаю, хватая жадно воздух и содрогаясь от волнообразных спазмов голодной промежности, которую только что умеючи дразнили. – Пусти! – в страхе, что продолжит.
– Мгм, только трахну…
– Мне нельзя! – упрямства тоже не занимать.