(Не нужно большого ума, чтобы верить, будто мир нуждается в истине, но вот для того, чтобы постичь, что люди больше всего боятся правды, – для этого нужна мудрость. Люди вообще больше всего боятся того, чего требуют громогласно.)
Когда человек видит больше или дальше, чем другие, его жизнь обращается в трагедию одиночества. Ведь никто не видит того, что видит он, а когда он рассказывает о том, что видит, он кажется безумным: «…И вот я один на земле, без брата, без ближнего, без друга – без иного собеседника, кроме самого себя…»
Одиночество гения определяется расстоянием до других. Нет, – временем: от других его отделяет время. Но даже не одиночество сводит с ума – мучительное сомнение, острое чувство бесполезности жертвы, чувство безнадежности порыва. Каких нечеловеческих мук стоит лихорадка неверия в себя, отсутствие понимания и поддержки, убийственное недоверие, остракизм…
Все Свифты – мученики, ибо благоденствовать в мире насилия – подлость, ибо покупать блага ценой компромисса – низость. Гёльдерлин, Сковорода, Киркегор – изгои, их душевные болезни, может быть, единственно нормальная реакция на мерзость и злопыхательство окружения.
Я вопрошаю себя: до какой степени отупения, очерствения, омертвения нужно дойти, чтобы остаться нормальным в этом «прекрасном новом мире»?
Большинство моих героев – страдальцы и безумцы, ибо страдание и безумие – единственные оправдания в мире торжествующего абсурда…
Творчество, позиция каждого неотделимы от личной судьбы. Гениальное почти всегда рождается из решения собственных проблем. Умиротворенность не способна породить индивидуальность. Благополучие – плохой помощник. Гонения, травля, страдание, нищета – вот что стимулирует гениальных. Бедствия, безвестность, несправедливость – такова питательная среда гения. Вот почему гении нередко родятся у шлюх и никогда – у королев.
Мудрецы почти всегда аутсайдеры, в противном случае у них мало шансов стать авангардом.
Поэт лучшее своей жизни отнимает от жизни и кладет в свое сочинение. Оттого сочинение его прекрасно, а жизнь дурна.
Гениальность отверженна и потому – безрадостна. Ощущение странной тоски есть главное, что мы испытываем, созерцая посланца богов, – говорит Василий Розанов.
Меня навязчиво преследует мысль, что против кристально чистого человека, против благородного человека, против талантливого человека существует тайный сговор всех сил природы с целью замучить и оболванить его, – свидетельствует Эдмон Гонкур.
Но страдание не есть цель великого человека – только пробный камень. Мудрость состоит не в демонстрации страдания, а в стоическом восприятии жизни, в примирении с теми бедствиями, которые она готовит гению. Только мудрость понимает, что страданье – обратная сторона счастья, что совершенно противоположные чувства, восторг и ужас жизни, взаимно дополняют друг друга. Лично я вижу в страдании средство самоочищения и часто вспоминаю бодлеровское «Благословение»:
Благословен Господь, пославший нам страданье —
Лекарство от греха, божественный настой,
Что приучает нас в юдоли мирозданья
К экстазам неземным своею чистотой.
Увы, слишком часто гениальность – это жертвенность. Потому-то многие гении бессознательно пытаются переработать жертвенность, страдание и ужас жизни в ее восторг.
Пусть несчастные не слишком жалуются, ибо лучшие люди всего человечества с ними! Укрепимся их силой, а почувствовав слабость, опустимся перед ними на колени. Они нас утешат. От этих душ проистекает священный поток суровой силы и могучей доброты. Даже не обращаясь к их произведениям, не слыша их голосов, мы из их взоров, из их существований узнаем, что никакая жизнь не бывает более великой, более плодотворной, более счастливой, чем в страдании.
