Заозирался он кругом,
Тут, как на зло, повторно хлопнул
Раскатистый, зловещий гром.
И первые слезинки неба
Упали звонко на листву,
И застучали быстро, гневно!
Деревья, как по волшебству,
Ещё сильней заговорили;
О чём они там воду лили,
Так ясно слышалось уму
(Иванову), что он не в силе
Был прошептать себе «угу».
Стоял как вкопанный, пытаясь
Понять, что в существе его
Подобно эху раздавалось,
И думал: «Это не свалялось
Внутри сознанья моего…
Мне в ум такого не взбиралось!
Что же такое, вот дерьмо…
Деревья дело говорят,
Мне б их башку, – вот был бы клад!»
И ужас разогнав с себя,
Иван чуток приободрился
И частой рысью он пустился,
И затряслась кругом земля.
Казалось, будто бы от бега
Весь мир пыхтит, стучит, взлетает,
Что всё кругом вдруг стало бегать
Ивану путь переграждая.
Ночь сотни сущностей родила
И хлещет их жестокий ливень,
Бежит невиданная сила
И жаждет мир живых увидеть.
«А-а-а, что же вы попривязались!
Вот магазин, а там и пиво,
Сейчас я мигом оклемаюсь,
Ща сделаю я всё красиво.»
Вбегает Ваня в магазин,
Прилавки быстро он обходит,
Хмельную влагу там находит,
Вон пиво, водка, есть и джин,
Бутылки вин стоят рядами.
«Пожалуй, можно тут годами
Возле прилавка пировать,
Но мне такое не под стать.
Не уважаю я спиртное,
Доступно, – вот весь плюс его,
Ох, пагубное это море,
И многие ушли ко дну
Его волна́ми захлебнувшись.
А может это даже лучше,
Не жить, не быть, не понимать,
Тупою водорослью стать…
Нет, мы не итальянцы,
Вином еду не запиваем,
Закусываем мы, бывает,
Чтоб до чертей не набираться.
Да, впрочем, что и за веселье,
Вино и устрицу покушать,
Глоточками в бокале мерить
Сок, забродивший еле-еле.
А то ли дело Русь гуляет
По чарке в полтора ведра!
Размах и воля завывает
Как песня дикая, ура-а-а!»
И только тут Иван заметил,
Что клич протяжный, боевой
Вслух проорал, пропел как петел.
«Да что ж я это, сам не свой…
Уже охранник зенки пялит,
Наверно, странен я на вид.
Так, ящика пожалуй хватит,
И буду спать я, как убит.
На улице уже два ночи
И ливень льёт как заводной,
Благо, что денег очень-очень
Имеется сейчас со мной.
Домой уеду на такси,
Пиво допью часам к шести
И вырублюся сном глубоким;
С отходняком этим жестоким
Я справлюсь, господи спаси!»
Глава 3
Сейчас, наверное, читатель,
Вы думаете: «Вот писатель!
Пошел картину малевать,
Как на заборе злой ругатель!
И что же это за стихи,
Это ль поэзией зовётся?
Да, рифма его вдаль несётся,
Но всё это одни штрихи.
Он доработать не умел
И слог его довольно странен,
Не пел рифмач, скорей шумел
Своей манерою туманной.»
Читатель, соглашусь вполне,
Работ над текстом не веду я,
Всё, что слагается в уме
Пишу я сразу начистую.
Не то чтобы я был ленив,
Но недоступен мне сей труд.
Меня как будто бы несут
Мысли мои, и их излив
Одним потоком вдохновенья,
Я позже не могу для них
Придумать лучше обрамленья,
А коль возьмусь, так все напорчу.
Я так сказал тут, между прочим,
Чтоб строго не судили вы,
Порой неряшливый мой почерк…
Опять оставили Ивана!
Где ж он сейчас?
Да дрыхнет пьяный,
Продолжу дальше свой рассказ.
Все видят сны, и стар, и млад,
Гуляем мы между мирами,
Поэты даже говорят,
Что соткан мир нашими снами.
И Ваня тоже видел сон
И был, увы, кошмарен он:
Идёт он по большому полю,
Повсюду пышная трава
Волнуется подобно морю,
Дурманит запахом она.
Ступая ватными ногами
По во́лнам шелестящих трав,
Он наблюдает, как летает
Большой орёл под облаками.
Летит орёл, крылом обдав
Пол неба, солнце застилая,
И нет конца ему и края,
Растёт он прямо на глазах.
