Непрожитое детство - страница 18

– Что же ты там намешала? У меня волосы не отвалятся?

– Не-а, моя фирменная настойка «похмелинка».

– Боюсь узнать ее состав.

– Все полезно, что в рот полезло. Не расскажу. Секрет.

– А почему ты ничего не спрашиваешь про Игоря? – Екатерина внимательно посмотрела на Женю.

– Так не успела! – ответила девочка и опустила глаза.

Напялив мятый костюм, Екатерина решилась попросить соединения с мамой. Слава богу, мама не ответила, а то не избежать долгих нотаций об ее утреннем виде. В отличие от Екатерины, Женя прихорошилась как следует – бирюзовые шорты, лимонная майка, и пурпурный бант на голове, как торжественное завершение цветового буйства. Подобное разнообразие палитры чуть смутило чувство прекрасного Екатерины, но она не решилась сказать об этом девочке. Та явно была в восторге от своего одеяния.

Городское радио энергично выплевывало новости:

– Власти озабочены тем, что население Земли увеличивается беспорядочно. Ведутся разработки «Шкалы рождаемости». Каждый год должно появляться необходимое количество гендерных противоположностей с определенной профессиональной предрасположенностью. Возможно, в 2187 году введут генетическую корректировку для регуляции населения Земли. Это превентивные меры в борьбе с безработицей и экономическим спадом.

Город гудел, визжал, пыхтел и пикал. Каждая спешила заработать еще рубль, чтобы купить на него нужных и ненужных вещей. Одни здания задирались высоко в небо, другие уходили глубоко под землю. По воздушным дорогам летали роскошные везделеты. Летоавтобусы перевозили людей победнее, в основном белых. Все пестрело рекламами. На каждом столбе, на боках машин, на любой свободной поверхности красовалось табло, хвалящее что-нибудь. Некоторые рекламные предложения говорили приятными голосами, другие восхитительно пахли. Сдобные ароматы смешивались с благоуханьем настурций, в моду опять вошли освежители воздуха. По пешеходным дорогам спешили хорошо одетые темные женщины и мужчины. Женщины заглядывались на хорошеньких, иногда подкрашенных мужчин, приглашали их в кафе, рестораны, которых было много. Подешевле – торговали пищевыми пилюлями, подаваемыми на украшенных разноцветными подливами тарелках, в дорогих кормили настоящей едой.

Державшиеся за руки Екатерина и Женя вызывали любопытные взгляды у прохожих, посетителей кафе. Женщина и девочка казались чем-то естественным в неестественном мире – и оттого возмутительно инородными.

Дорогой Екатерина снова и снова спрашивала себя, что она сделала неправильно. Почему судья вынесла такой мягкий приговор? «Нельзя спать по четыре часа, изматывая себя работой и Сашей…» – прозвучал у нее в голове голос мамы.

Весь Калининград, вся страна обсуждала злосчастное дело. По телевидению, информационным щитам, в сетевых объявлениях всюду мелькали заметки о вероломных белых воспитательницах, и что поражало Екатерину, так это диапазон версий случившегося. Кто-то сомневался в виновности воспитательниц и призывал к более широкому взгляду на трагедию. Один профессор с нафталинной манерой говорить предположил, что к этому делу причастно белое братство, и призывал мировую общественность сплотиться в борьбе против белой чумы. Самой Екатерине все время присылались анонимные письма, требовали соединения журналистки, вымогавшие интервью. Одна журналистка отловила на рынке ее маму. Пожилая женщина так разволновалась, что раздавила килограмм помидоров, но интервью не дала. От всего этого мама была расстроена и принимала сердечные капли. У нее едва хватало сил через день летать в больницу, где ее помещали в противоинфарктную капсулу и поили натуральными травяными отварами. Екатерина, боясь еще больше расстроить маму, безропотно оплачивала бесконечные счета, приходившие на ее банковский ящик. Видимо, в их семье по женской линии передавалась страсть ко всему выдуманному, но, в отличие от жизнерадостной бабушки, мама жила в мире несуществующих болезней и тратила на них уйму существующих денег дочери…