Вскоре подошел Субрий. Он казался крупным – широкое лицо, широкие плечи, да и торс тоже, – но при этом полным его никак нельзя было назвать. Хотя защитная одежда вигилов и всех, кто принимал участие в тушении пожара, мешала оценить их габариты.
– Буду тебя сопровождать, цезарь, – сказал он. – Куда желаешь направиться?
– На Форум и Палатин, – без колебаний ответил я.
Субрий нахмурился:
– Это путь в самое сердце пожара.
– Я должен увидеть, насколько он распространился.
Трибун устало вздохнул и указал направление рукой:
– Тогда нам туда.
И снова мы шли мимо горящих домов против течения толпы из обезумевших от страха людей.
Рев огня становился все громче, – казалось, он высасывает из города весь воздух. Едкий дым стал гуще, нос и рот пришлось закрыть платком, но глаза оставались незащищенными и постоянно слезились.
Видимость из-за дыма была как в сумерки, но я мог разглядеть, как одни люди помогали тем, кто слабее их, и тащили на плечах стариков и инвалидов, но были и те, кто расталкивал всех на своем пути. Одни несли узлы со своими пожитками, другие волокли явно награбленное добро.
А потом мы – я даже не успел толком понять как – оказались на Форуме. Пожар сюда еще не добрался. Дома из мрамора стояли на приличном расстоянии друг от друга, и это замедляло огонь, но он все равно подбирался все ближе.
Из проема в крыше храма Весты взметнулся столп огня, и я сразу понял, что это не священный огонь. Я просто стоял и смотрел.
Это было самое сердце Рима, и ему грозила погибель. Центр Рима… Я отвечал за него и обязан был его защитить. Только я один, как Великий понтифик[16], знал истинное священное имя Рима[17].
Это имя нигде не было записано, действующий понтифик шепотом называл его своему преемнику. И пока священное имя Рима известно, город жив и сможет восстать из пепла.
Но если что-то случится со мной, если я исчезну в этом огне, – Рим погибнет вместе со мной.
Тигеллин был прав, когда настаивал на том, чтобы я не подвергал себя опасности… Но опасность грозила моей жизни повсюду. Тихая, проведенная в одиночестве ночь во дворце тоже могла быть угрозой для моей жизни.
Погибнуть, вступив в открытый бой со злом, куда благороднее, чем быть позорно убитым в коридорах императорского дворца, как Калигула.
Не в силах дальше смотреть на вырвавшийся из храма Весты огонь, я отвернулся и скомандовал Субрию:
– Идем туда!
И направился в сторону Форума.
Мы прошли мимо храма Божественного Юлия и далее мимо арки Августа, ростры и курии. Все было нетронутым, только мрамор потемнел от сажи и пепла.
И Капитолийский холм впереди тоже с виду никак не пострадал от пожара.
Слева – Палатин. Я указал на ведущую вверх крутую тропу.
Субрий отрицательно покачал головой.
– Тогда оставайся здесь и жди меня, – сказал я.
Трибун понимал, что не имеет права указывать мне, как поступить, поэтому только чуть приподнял руку, делая вид, будто пытается меня остановить, а я быстро пошел дальше.
Дышать становилось все труднее, но я не мог повернуть назад, я должен был увидеть все своими глазами.
На этой стороне холма было еще тихо, но другой его склон смотрел прямо на Большой цирк, где и начался пожар, и там он пока не утолил свой аппетит.
Я поднялся на вершину и увидел своего врага: его жадные языки порой поднимались чуть ли не вровень с вершиной Палатина. Горячие волны воздуха вынудили меня отступить – идти дальше было бы безумием. Громко стонали и трещали гибнущие дома, столпы пламени скручивались и покачивались, будто исполнявшие какую-то мистическую пляску смерти танцоры.
