– Не думаю, что есть много желающих меня убить, – усмехнулся я.
Только члены моей семьи могли этого желать, но никак не мои люди, не римляне.
– Хватит одного такого желающего!
– Да, ты прав, – признал я. – Одиночка легко с этим справится.
– И речь сейчас даже не о тебе. Всегда найдется тот, кто предпочтет остаться в тени. Так, некий твой враг может быть лишен рассудка и не будет понимать, что делает, но кинжал в его руке всегда несет смерть. Точно так же, как кинжал в руке самого расчетливого и трезвого врага.
– Да-да, – согласился я.
Мне хотелось побыстрее закончить этот разговор, сама мысль о том, что кто-то желает моей смерти, раздражала и даже бесила. Давно следовало к ней привыкнуть, но я с этой задачей пока не справился.
Я развернулся и посмотрел вниз, на расползающийся по городу пожар. К этому моменту семь из четырнадцати районов Рима были охвачены огнем. Он распространялся, начиная с юга у Целия[22], затем через подножия Виминала и Эсквилина захватывал весь Большой цирк, бо́льшую часть Палатина, половину Форума и ту часть Марсова поля, которая была ближе к театрам.
Один лишь Капитолий оставался чем-то вроде острова жизни посреди океана пожара. Возможно, сам Юпитер взял его под свою защиту.
А вот густонаселенная бедняками Субура превратилась в настоящую преисподнюю. Узкие извилистые улицы, нависающие над нижними верхние этажи стоявших стена в стену домов были желанной и легкодоступной пищей для разбушевавшегося огня.
О, если бы только пошел дождь! Если бы вот прямо сейчас разразилась гроза или хлынул ливень, один из тех, которыми так славен Рим.
Но нет, боги отвернулись от нас и забыли о жалости. Обычный дождь мог бы прибить огонь к земле и ослабить его хотя бы до той степени, когда мы, люди, получили бы шанс совладать с нашим врагом.
А небо – та его часть, которую не заволокли облака дыма, – оставалось ясным и как будто бы дразнило меня своей синевой.
После, призвав Тигеллина и еще нескольких преторианцев, я с головой погрузился в обсуждение мер, которые мы могли бы предпринять, чтобы облегчить страдания лишившихся крова людей. Это помогало не думать о том, что творилось внизу, о том, что я не в силах был остановить.
– Ты шел пешком через город, – неодобрительным тоном начал Тигеллин, – тебе следовало…
– Да, знаю, – перебил его я. – Сейчас мы должны сосредоточиться на первоочередных задачах, – например, надо наладить доставку провизии беженцам.
– В Риме миллион жителей, – выйдя вперед, подал голос Фений Руф, – как мы сможем обо всех позаботиться?
– Фений – вечно ускользающий партнер Тигеллина – рад видеть тебя, – сказал я. – Не все жители бежали из Рима… пока. Так что беженцев не миллион, а куда меньше.
Не так давно я решил вернуться к старой системе, когда должность префекта преторианской гвардии разделяли два человека, дабы они контролировали друг друга и делили ответственность, и выбрал эту пару – Фений и Тигеллин, но Фений, будучи не таким прямолинейным и громогласным, обычно оставался в тени широкоплечего и мускулистого Тигеллина.
– Причем многие умерли, – заметил Тигеллин. – Так что нам не придется о них заботиться. Даже кремировать не потребуется, пожар уже сделал это за нас.
Фений нахмурился:
– Какой же ты сукин сын.
– Да, так меня порой называют, и поэтому я сейчас здесь, а не где-то еще, – парировал Тигеллин и расплылся в улыбке точно так, как улыбался девицам в борделях.
