Мама никогда раньше не плавала на океанских лайнерах, и поначалу ей было трудно привыкнуть к качке, привыкнуть к чувству, когда под ногами нет надежной опоры. Ей даже казалось, что она не сможет приспособиться к непрекращающемуся движению – она почти пожалела, что согласилась на эту поездку, так было тяжело порой держать равновесие. Однако мама ни словом не обмолвилась отцу, чтобы не расстраивать его, ведь круиз был его идеей, его подарком. Мало того, признавалась она Зиглинде, моментами, когда вокруг не было видно земли, ее охватывал панический страх: куда они плывут, что их ждет впереди. А над кораблем кружили чайки и пронзительно кричали. Пассажиры бросали им хлебные крошки, остатки пирожных и даже кусочки мяса. Папа считал, что нельзя прикармливать диких тварей, ведь это нарушает естественный порядок вещей – не успеешь оглянуться, как они начнут выхватывать еду из тарелок или прямо изо рта. Это звучало благоразумно. Папа был благоразумным человеком, и она поверила, когда он сказал, что земля близко. Она оглядывалась вокруг и видела счастливые пары: те смеялись и наслаждались поездкой, фотографировали друг друга, чтобы потом вспоминать, как им было хорошо, они пили кофе и ели пирожные на палубе, залитой солнцем, дышали морским воздухом, купались в бассейне с Нептуном и хлопали, когда фейерверки рассыпались в ночном небе и падали в море. Она смотрела на них и думала: и я смогу так, и я буду как они.
Каждое утро начиналось с оглушительного звука трубы и церемонии поднятия флага. День был расписан по минутам, чтобы никто не мог предаваться праздности или сомнениям. Мама и папа вставали рано и шли на ритмическую гимнастику. Они посещали концерты и лекции. Слушали, как немецкий писатель читает отрывки из своего романа: «Он терпеть не мог избранных сынов Израилевых, сам не зная почему: видимо, это было у него в крови»[3]. Пели на вечерах немецкой народной музыки «Славьте гордый Рейн, в чьих рукавах буяет виноград», и «Люди там тверже дубов», и «Будь верен и честен до последнего вздоха».
Когда мама и папа сошли на берег в Неаполе, их окружили нищие. И тогда они сказали друг другу, как им повезло, что они живут в Германии, где все равны, и у всех есть работа, и дом, и право на льготную путевку в те страны, где можно попробовать черную меч-рыбу с жареными бананами, даже если ты предпочитаешь простую немецкую еду. Мама говорит, что ей очень хотелось побывать в Англии: посмотреть на Букингемский дворец, послушать, как Биг-Бен отбивает время, выпить чаю с долькой лимона и полюбоваться на восковые фигуры, которые так похожи на живых людей, что кажется, будто они вот-вот заговорят. Однако англичане не позволили им причалить, потому что тогда простые люди узнали бы, как хорошо живется немецким рабочим, услышали бы бодрые немецкие песни, учуяли бы запах фрикаделек, увидели бы, как отдыхают немцы на просторных солнечных палубах – и осознали бы свое плачевное положение, ведь в Англии дефицит и очереди, и невозможно достать нормального хлеба.
И если она не ошибается – нет, конечно, не ошибается – Курт был зачат в море, их маленький морячок, их безбилетный пассажир. У нее и сейчас перед глазами их узкая каюта с плотно подогнанным буфетом, крошечным умывальником, встроенным диваном и прикрученными к полу кроватями. Ни один сантиметр не потерян впустую – все на своем месте, все в полном порядке. И голубое небо в иллюминаторе над головой.
