Корабли облаков над стремниною
проплывают в чужие края,
где живёт и летает крикливая
чайка белая – птица моя.
Травы синие, терпкие, горькие
по откосам оврага текут.
Будто чаша Грааля проволглая
между горами держит Оку.
Глаз прищурив, гляжу на сияние —
вся от солнца живая вода.
Эта чаша есть неупиваема,
ведь не выпить её никогда.
А над ней – птица белая, гордая —
над обрывом парит, как в Раю.
Я, девчонка с окраины города,
в чаше – малой песчинкой стою.
Птица белая, чайка крикливая,
два надлома распахнутых крыл,
ты, наверно, такая счастливая —
Бог красивой тебя сотворил.
Тренируя цыплёнкино горлышко,
я ладони слагаю трубой.
А они от полыни-то горькие,
и в шамоте, во глине земной.
– Ларка, слышишь? Я – ты, птица белая!
Чайка тоже! В овраге, на дне!..
Под ногами тут ящерки бегают,
И взлететь очень хочется мне.
Я лепила такую же – смелую
птицу рыжую, чтобы жила
и летала, как ты, птица белая —
два, с надломом, высоких крыла.
Но, пока не просохла дремотная
глина крыл и не спала с пера
пелерина земными шамотами,
птица рыжая не ожила.
Я мечтаю, я верую в лучшее,
светлым будущим вся возгорясь.
Вкус полыни от крыльев почуявши,
ты узнаешь её и меня.
Как надломит мне жизнь руки белые,
над оврагом и чашей распяв,
закричу я. И ты, птица верная,
отзовёшься, крыла распластав,
в раструб чаши Грааля над берегом,
в горн, наполненный плазмой огня,
над посёлком немым и растерянным,
не поверившим в птицу – в меня.
