Несколько капель перед сном (сборник) - страница 14



Наша «Чистая случайность» состояла из трёх очень колоритного вида парней. 120-килограммовый басист, в шляпе, рубахе и подтяжках, весь взмыленный, наяривал на бас-гитаре, стоя рядом с огромной, как шкаф, колонкой. Как её таскали с выступления на выступление – я ума не приложу, ведь весила она изрядно. Соло-гитарист носился по сцене между колонками, извиваясь так, что со стороны казалось, будто ему за шиворот попал шмель. За остальной шум отвечал ударник, выбивавший из барабанов звуки атомной силы. Пели они, ясен день, на языке, отдалённо напоминавшем английский.

Весь институт эту группу обожал, и они это знали, поскольку на каждом выступлении их сопровождали полсотни неистовых фанатов. Они и мы, обитатели общежития, плотно набивались в комнату отдыха, коридор и холл. Народ беззаботно отдыхал: пил, курил и танцевал. Дым стоял коромыслом, духота была страшенная, приходилось открывать нараспашку окна – вне зависимости от температуры на улице. Танцевали, плотно прижавшись друг к другу, потому что места было мало. При этом умудрялись топать так, что я удивляюсь, как здание общежития не развалилось после этих регулярных скачек.

Начинали веселиться около восьми вечера, танцы затягивались до одиннадцати. К этому времени студенты, уже достаточно выпив, носились счастливые и радостные, с раскрасневшимися лицами. В тот день я веселился, как и все, пока не увидел Вовчика. Судя по выражению его лица, Вовчика мучили какие-то вопросы, которые он в одиночку решить никак не мог.

Вовчик… Он пришёл в МЭИ с рабфака. Был при советской власти такой путь получения высшего образования теми, кто действительно хотел потом работать по специальности. Отслужив в армии рядовым, молодой человек возвращался на родной завод – или другое место работы, – где получал направление в институт на подготовительное отделение. Вот это отделение и называлось рабфаком. Ребята здесь учились, вспоминая школьный курс целый год, а затем без экзаменов поступали на первый курс.

Чтобы было понятно дальнейшее повествование, напоминаю, что обычный студент был семнадцатилетним выпускником средней школы. А вот некоторым рабфаковцам стукнуло уже лет по двадцать пять… Как, например, Вовчику.

Внешне он выглядел совсем юным, такой весь кругленький, невысокий… Отличался он поразительной добротой и отзывчивостью. Весь просто-таки лучился, улыбался, расшаркивался…

Студенты и студентки обожали его за кроткий нрав и безотказность: Вовчик всегда готов был прийти на помощь, хотя ему тяжело давалась учёба. И не только потому, что подзабыл школьный курс алгебры, но ещё из-за того, что приходилось ему по жизни идти самому. Родители помочь не могли, потому что сами были в возрасте и работали в совхозе. Вот Вовчик и крутился, как мог, добывая свои несколько рублей к стипендии, трудясь разнорабочим в буфете при Доме культуры: таскал ящики с пивом, разгружал, помогал… Благодаря ему и нам перепадал случайный заработок, а с ним – по бутылочке пива.

Корни Вовчика были в Калининской области (ныне Тверской). Родом он был из деревни под древним русским городом Бежецком. Уж не знаю, кто ему внушил представление о том, как должен выглядеть горожанин, но он был уверен, что город населён исключительно интеллигентными людьми. А главным признаком интеллигентности Вовчик полагал наличие шляпы и галстука.

Оказавшись в Москве, Вовчик немедленно обзавёлся этими предметами одежды. В шляпе и галстуке он появлялся всегда и везде, в любую погоду, в любое время дня и ночи. Надо заметить, что тот, кто рассказал ему про обязательность ношения шляпы и галстука в городе, видимо, забыл упомянуть о том, что они хоть как-то должны сочетаться друг с другом. Поэтому рубашки Вовчика были в клеточку и горошек, цветовая гамма была самая разная. Но при этом всегда был галстук – один и тот же. С этими предметами Вовчик никогда не расставался, снимая шляпу только когда играл в футбол или уж в совсем жаркую погоду.