С улыбкой смотря удивленно на мир,
И глазки от счастья сияли.
В руках у нее был букет белых роз.
И поняли люди: пред ними Христос,
Сомнения в том все отпали.
В народе смятение, рыдания, крик.
И в эту минуту высокий старик
На площади вдруг показался.
То был кардинал-инквизитор – прямой,
С иссохшим лицом, но из глаз шел огонь,
Зловещий огонь разгорался.
Вчера римской веры врагов он сжигал,
В прекрасных нарядах своих он предстал
Пред жалким, покорным народом.
Сегодня он в рясе монаха простой.
Давно уже здесь он стоял за толпой
И зрил воскресение из гроба.
Теперь же он вышел и встал пред людьми,
И отдал приказ, хмуря брови свои,
Чтоб стражи Иисуса пленили.
И вот такова была сила его,
Народ был приучен, забит до того,
Что сразу же все расступились.
И стражники быстро Христа увели.
Толпа же склонилась до самой земли
И пала к ногам кардинала.
Он мрачно смотрел на покорных людей.
Презрение к ним разгорелось сильней,
Толпа же о том не узнала.
И познаете истину, и истина
сделает вас свободными
[Ин. 8:32]
Настала севильская душная ночь.
Никто не пытался Иисусу помочь —
В темнице был заперт до срока.
А воздух лимоном и лавром так пах,
И весь этот город был в дивных цветах —
Прекрасен мир, созданный Богом!
Но вдруг отворилась железная дверь,
И, словно к добыче стремящийся зверь,
Крадучись, вошел инквизитор.
Светильник поставив, он встал пред Христом.
В темнице теперь они были вдвоем —
Земной и Небесный властитель.
«Ты? Ты? Это Ты? Но молчи же, молчи!
Меня, как кинжалом, пронзают лучи
Любви, доброты, сострадания.
Мне это не нужно. Нет прав у Тебя
К тому, что сказал, ничего прибавлять.
Зачем же пришел Ты мешать нам?
Пришел Ты мешать нам и знаешь о том.
А я осужу Тебя завтрашним днем —
Умрешь, вновь пройдя через муки.
Но знаешь ли Ты, что вот этот сброд весь —
Народ, за который взошел Ты на крест,
К костру подгребать станет угли?
