Несовершенные - страница 15

Мужчина продолжал ее разглядывать, а брюнетка жевала оливки, блуждая глазами по работам Хельмута Ньютона на стенах. Анна тоже взглянула на эти совершенные тела в выигрышном свете, на женские груди, над которыми словно в поте лица потрудился Гвидо, и ей стало смешно. Ощущая на себе неотрывный взгляд мужчины, она заказала еще бокал. Интересна ей была лишь брюнетка, ее неведение и дерзость. Любовница. Преданная, готовая пойти на все, преступная. Но в чем она виновна? «Да ни в чем», – прошептала она сама себе. Измен не существует, есть лишь пробелы, которые заполняют другие люди.

Гвидо смело поступил, заговорив первым. Если даже он и спит с кем-то еще, у него таки хватило решимости признать, что все разладилось. А она могла бы продолжать в том же духе еще долго, не задумываясь ни о чем. Теперь, благодаря кризису, у нее есть время и возможность поразмыслить, чего она сама хочет.

После третьего бокала она ушла. Вино ударило в голову: она разогрелась, подмышки вспотели, пакеты оттягивали руки. Она не знала, дома ли Гвидо, но надеялась, что нет: уже почувствовала вкус свободы.

Ветер улегся, она шла быстро, лица прохожих тонули в вечерних сумерках. Свернула в переулок, ведущий к дому. Тишину нарушало лишь шуршание листвы да отдаленный гул машин. В садике за забором скрипнул гравий, но она никого не увидела. И вдруг пятнистая дворняжка бросилась на ограду и зарычала, сверля Анну взглядом. Собака была небольшая, но лаяла неистово и злобно. Анна отпрыгнула назад: она очень боялась собак. Как-то в детстве, на пляже, ее укусила за ногу немецкая овчарка – большой и добродушный пес, к которому она, улыбаясь, рискнула подойти. Теперь она застыла на месте. Дворняга за забором как будто чуяла ее страх и питалась им. Сколько раз Гвидо спасал ее от собак? Сколько раз, негромко и спокойно убеждая, уводил прочь от опасности? Ободряющий голос, неторопливые движения, вселяющие уверенность слова. Только сейчас она в полной мере осознала, что потеряла его. И еще долго стояла там в темноте.

Анна припарковалась напротив клиники. Вошла в ворота и в саду увидела Наталию и Габриеле, которые расходились друг от друга в разные стороны. Дочь улыбалась, сын смотрел в землю, наблюдая за своими шагами. Справа, упираясь локтем в ствол миндального дерева и уткнув лицо в предплечье, стояла Мария Соле и считала: «Одиннадцать, двенадцать… тринадцать!» Когда она подняла голову, Анна инстинктивно отступила назад. Затаившись за обвитой плющом железной оградой, стала наблюдать. Мария Соле, в халате и на высоченных каблуках, была накрашена не так сильно, как при первой их встрече. Тогда, на вечеринке, ее подведенные темным голубые глаза казались светлее и ярче, а теперь были невыразительно серыми. Похоже, она из тех женщин, чья красота требует чего-то кричащего: броских украшений, вызывающего макияжа, непомерно высоких каблуков. Худоба делает ее бесполой, а все эти хитрости возвращают женственность.

Наталия спряталась за мусорным баком. Габриеле сидел на скамейке, ноги болтались в воздухе. Мария Соле подошла к нему, оглядываясь по сторонам.

– А ты что не играешь? – спросила она.

Тот не ответил, сосредоточенно изучая свою наискось протянувшуюся тень.

– Хорошо, – продолжала Мария Соле, – значит, ищу только одну девочку, которая спряталась очень-очень хорошо.

С сосредоточенным лицом она крадучись двинулась вперед, осторожно переступая каблуками. Заметила Наталию, но не подала виду и стала огибать мусорный бак с другой стороны, а девочка, едва сдерживая смех и восторг, высунулась вслед за ней.