– И давно у тебя диабет? – интересуется подруга, когда стихает цоканье маминых каблуков по брусчатке во дворе. – Я вообще думала, что этой болезнью до пятидесяти не болеют, и вообще, все диабетики страдают лишним весом…
Напряжение отступает вместе с её уходом, и я принимаюсь с удовольствием есть булгур с печёными овощами и индейкой.
– Не факт, что это вообще диабет, – пожимаю плечами я, но под внимательным взглядом сдаюсь: – Пару месяцев всего. Это генетика, когда-то это должно было случиться.
Устраиваясь за столом с чашкой свежесваренного кофе, Лана мрачнеет. Она легко догадалась до того, о чём я не захотела ей говорить.
– Тогда, когда после расставания с Никитой, ты на неделю заперлась дома, питаясь одним мороженым? Сменила проблемы с Сахаровым на проблемы с сахаром?
Теперь я тоже хмурюсь:
– Не взваливай вину на себя, Лана. Дело совсем не в тебе. Ник ведь не просто ушёл тогда. Собирая вещи, он столько всего мне наговорил на эмоциях. Что я никогда ему не нравилась. Что не заслужила такого, как он, а он, в свою очередь, легко найдёт себе кого-нибудь получше. Что в постели со мной он думал лишь о должности директора Альянса, которую должен был когда-нибудь получить, но никакая должность не стоила его страданий…
Воспоминания о тех словах ранят даже сейчас. Заставляют все внутри дрожать от бессильного гнева. Я бездумно смотрю на лепесток пиона, лежащий на столе. Кто-то задел букет утром, потревожил цветы, и теперь тонкий розовый лист скукожился и потускнел. Хорошо, что остальные в порядке.
– Знаешь, раз ты не убивала Сахарова, то после вот этого его стóит найти и убить, – фыркает Милана и успокаивающе касается моей руки. – Вот только зачем после этого всего он пытался вернуться?
– Не знаю. Может, остыл. Может, родители надоумили, Ник ведь тоже от них зависит… зависел, – поправляю я саму себя, понимая, что Никита, скорее всего, сейчас мёртв.
– Брось, этот придурок живучий, как таракан. Я уверена, что Сахаров найдётся и с тебя снимут все обвинения.
– Надеюсь.
Доев, бросаю контейнер в мусорное ведро, а вилку – в посудомоечную машину.
– Кстати, у тебя ведь нет телефона, – вспоминает Милана. – Следователь сказал, что твой они вернут нескоро. Поэтому я привезла свой, мне всё равно Марк позавчера новый подарил.
Она достаёт из сумочки и протягивает айфон, на экране которого как раз высвечивается надпись «ciao». Не сильна в итальянском, но слово «привет» мне известно.
– Спасибо, Лана. – Я улыбаюсь. – Но у меня всё равно нет ничьих номеров.
Кроме номера Алекса, который я зачем-то запомнила, прежде чем удалить. Милана смеётся, наливая себе ещё кофе:
– Мой есть. А номер Елены Викторовны я бы на твоём месте пока не вбивала.
– Она не со зла, – вступаюсь за маму я. Добавляю, оправдываясь: – Просто Сахаров после той истории выставил тебя перед всеми злом во плоти, поэтому она тебя не любит.
Но Лана снова смеётся:
– Иногда мне кажется, что я и есть зло во плоти, Лер. Но это перестало меня волновать, как и то, что думают обо мне другие. Мне важно, чтобы меня любил Марк, брат и ты. Ну, может ещё Женька с Аней. А на остальных плевать. – Она вдруг становится серьёзной: – И перед тобой я действительно виновата, не спорь. Поэтому искренне хочу помочь.
Хотелось бы и мне так – иметь внутреннюю опору, чтобы плевать на мнение окружающих с высоты телевышки Орлиное гнездо. И, раз уж Лану не переубедить, я с удовольствием принимаю её помощь. Оказывается, это нужно не столько мне, сколько ей самóй.
