– Дядю повесили, – сообщил еле слышно, – и еще четырех мужиков.
– За что? – Нестор спрыгнул с коня.
– Бились в отряде Ермократьева. Их окружили. Кого скосили, а кого на акацию.
– Сам-то жив?
Семен пожал плечами, пошел к свежим могилам. Все последовали за ним. Причитали женщины, стучали молотки (уже забивали крышки гробов), предостерегающе пахло глиной и прощальным цветом мальвы. Семен пошептался с мужиками и, когда они пошли в село, сообщил своим:
– Вожак, говорят, прячется недалече, на хуторе. Надо б найти.
– Вперед и только! – сразу же согласился Нестор, направляясь к лошадям.
Но тут возвратилась женщина в черном платке.
– Куда вы, родненькие? – вскрикнула. – Останьтесь! Помянуть же по-христиански чоловика. Сеня, Пантюша, хоть вы. Благаю!
Каретники замялись: тетке нельзя отказать и от своих негоже отрываться.
– Как ты? – спросил Семен у Махно.
– Смотрите, – неопределенно ответил тот.
– Есть святое, сынки. Оно выше нас, ой, выше! – проникновенно сказала женщина в черном. – Забудете о нем в суете – пропадете. Попомните мое слово!
Она глядела так страдальчески, что Нестор предложил:
– Исполним ее волю. Но быстро. Раз-два и вперед.
На том и порешили. Семен с благодарностью обнял приятеля за шею. Им предстояли большие испытания, и, кто знает, может, и из таких уступок рождается преданность и дружба.
По местному обычаю молча помянули покойных, погоревали и отправились искать Ермократьева.
– Слушайте, мы его в глаза не видели. Никто, – заговорил Алексей Чубенко. – А он вне себя сейчас, заупрямится, пальнет сдуру. Может, плюнем и подадимся в Гуляй-Поле? Все равно отряда уже нет. Мы хотели соединиться. С кем?
– Ладно тебе, – буркнул Пантелей Каретник. – Что же, бросить в таком горе?
На это нечего было возразить, и Алексей замолчал.
Хуторок, что они искали, находился недалеко от Лукашово. Пять беленьких хат стояли рядом с молодыми пирамидальными тополями. Теперь на разведку отправился Махно, поскольку хоть ночью, но разговаривал с Ермократьевым. А чтобы местные не побоялись гостей, с Нестором ехал лукашовский мужичок. Он легко договорился с хозяином первой хаты. Тот отвел их к сараю, позвал:
– Павле, тэбэ шукають! Свои!
Чуть погодя появился бородатый, плотный дядя лет тридцати, в измятом пиджаке и брюках, видимо, хоронился на сеновале.
– Что нужно? – спросил мрачно.
Без долгих объяснений Нестор сказал:
– Я Махно. А ты, случаем, не Ермократьев?
Некоторое время бородач крайне подозрительно разглядывал его и наконец изрек грубо:
– Брехать силен, парень! Махно-то я лично знаю… Не вздумайте дурить! – прибавил он сквозь зубы. – Там, за моей спиной, елки-палки, прямо вам в лобешники нацелено дуло «максима», и терять нам уже нечего.
– Дурак ты, – холодно парировал Нестор. – Ночью тогда, у дома Свистунова, у дерева… Помнишь? Это же нарочно не придумаешь!
– Что, ты и есть? – явно разочарованно окинул его взглядом Ермократьев. – Ну, здоров был, Махно.
Он протянул широкую ладонь, и не успел Нестор пожать ее, как Павел порывисто обнял его.
– Мать честная! – удивился он, отпуская Махно и все еще недоверчиво рассматривая гостя со всех сторон. – Точно. Голос твой.
– А чей же? Выкатывай свой «максим». Нас люди ждут. Много у тебя братвы осталось?
– Думал, богатыря встречу, – не мог успокоиться Ермократьев, – а ты вон каков, елки-палки. Эй, ребята, выходи. Это свои! – и он вдруг запел:
Прежде был солдат тетеря,
