Инн проделала оставшиеся до стола шаги и опустилась на табурет, чтобы не упасть. Вот тебе и дружинник. Что хоть княжич мог поутру на пруду делать? Но ведь не спросить при тётушке. Инн опустила взгляд и промолчала.
– Ты прости, красавица, что подшутил над тобой, – заговорил княжич, глядя на Инн так ласково, будто гладил. – Полюбилась ты мне, едва увидел, но разве стала бы ты так бойко со мной говорить, зная, кто в кустах прячется? А теперь я для себя решил, что без тебя домой не ворочусь. Мы с тётушкой твоей уже всё порешили: здесь в деревне свадьбу сыграем, привезу с собой к отцу не просто любимую, а законную жену. Станешь ножки мыть не в пруду, а в серебряных тазах.
– Ты прости мою дерзость, княжич, – заговорила Инн, украдкой глянув на Миросвета, – но разве можно без родительского благословения свадьбу играть? Да и что из меня, деревенской девушки, за жена для княжича?
– Не нужно мне ничьё благословение, чтобы разглядеть свою судьбу. И тебе не нужно, только слово своё скажи – будешь не то что княгиня, царица. Моя, ненаглядная.
Так он это говорил, что у Инн в груди растеплелось.
– Не вышло у тебя охоты, да? – спросила она и взглянула прямо в лицо Миросвету. От этого взгляда он словно зажёгся, заискрился, улыбаясь широко и искренне.
– Главное чудо я увидел и изловил. Но княжич я или не княжич, если своё слово держать не буду? Обещался в лесу поохотиться и дичь добыть, значит исполню. А захочешь, так тебе диковинного зверя в подарок на свадьбу добуду.
– Наш лес волшебный, да ты и сам знаешь, – осторожно начала Инн. – Но чудеса в нём бывают и недобрые. Если кто бьёт зверя в лесу, духи сторицей отплатят смертями. И ты можешь ног не унести, и деревня потом страдать будет. Коли говоришь, что хочешь женой меня сделать, так послушай совета – не охоться. Никто не подумает, что ты не держишь слово, зато все увидят, как ты мудр, что есть в тебе смелость переменить собственное решение.
– Не могу отказать своей невесте в первой же её просьбе, – сказал Миросвет и посмотрел на Инн так, будто от одной его воли все из избы разом исчезли, оставив их наедине. – Проводишь до крыльца?
– Провожу.
Миросвет поднялся, и Инн встала из-за стола. Через сени прошли молча, но она так и чувствовала его взгляд. Тёплый, точно наброшенный на плечи пуховый платок. На крыльце Миросвет лишь легонько коснулся пальцами её щеки.
– Я же говорил, что свидимся. Ни за что теперь тебя не отпущу.
– Даже если откажусь за тебя пойти?
– Тогда буду возить в твой дом подарки, пока изба по брёвнышку не рассыпется, а тебе о любви говорить, пока не смилуешься.
Инн распрощалась с Миросветом. Вернулась в избу. Тётушка сияла ярче отполированного серебряного блюда. Но прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, Инн бросилась к ней и разрыдалась.
– Ты что, ты что, голубка? Он тебя обидел?
– Нет. Он хороший. Только тётушка, милая, я Яра люблю!
– Час от часу не легче. Ну, ну, хватит реветь. Ты подумай сама, Яр мужик хороший, да для тебя староват, двадцать зим – разница немалая. Случись так, что помрёт раньше тебя, кто детей кормить будет? Уж поверь, вдовой остаться – доля горькая. А что до любви… И он, конечно, тебя любит, да только как дочку. Не то что Миросвет. Да и правильно ты сказала, что хороший парень. Ещё и княжич. Он ведь мог бы охмурить тебя да и бросить, ан нет, замуж зовёт. Неужто ты думаешь, что с ним не будешь счастлива?
