И рассеял их Господь оттуда по всей земли; и они перестали строить город.
______________________________________________________________
Проблемы в памяти надуманы, в то верую не только я,
Там где забыты умаления и все истории с конца,
В них нежится обет молчания, но в мыслях близится разврат,
Тебе не хочется признаний, а для унылости – ты брат.
Печаль тревожит покаянием и переходит в беспредел,
А сердце бьётся ритмом каменным,
Пропащих дней, увядших дел,
К чему такое прозябание, ведь не упал ещё венец?
Да, стёрлись грани созерцанья,
Вопрос короткий – кто ты есть?
Ответ ищите в обещаньях,
Тобой даваемые вскользь,
Я враг другим и «друг» отчаянью,
Пусть мне с тобой живётся врозь!
_______________________________________________________________
Неочевидное «уравнение».
Возраст – это когда начинаешь носить удобное.
___________________________________//____________________________
Умер я, для себя, совершенно неожиданно. Вроде бы ничто не предвещало такого быстрого конца – он никак мною не ощущался.
Но что-то не свезло – удар тяжёлым сзади, визг ничего до этого непочуявшей Жули, рвущая поводок из руки, и всё – реальность погрузилась в темень небытия. Так мне тогда показалось на фоне стремительно ускользающего периферийного сознания.
Случилось это в вечерних сумерках одной из аллей городского парка недалеко от собственной квартиры. Ровно за сутки до вылета в сторону Исландии, возвращаясь после прогулки с собакой.
Когда же зрение вернулось, а вокруг сплошь синь неба, которая невыносимо утомляет и одновременно чудесным образом, действует успокаивающе. Как всё-таки странен подобен эффект своим производимым противоречием.
С небесного купола начинает вырисовываться лик благообразного старца в белых одеждах и бородой отливающей серебром. Строгий взгляд из-под седых бровей.
Голосом размеренным и внятным:
– Да, обрёл ты отныне бестелесность и перестал быть земным. Только появилась у тебя возможность увидеть отсюда то, что немало удивит, порадует и огорчит, а остальное додумаешь сам, – и растворился образ его в глубине ультрамарина.
Воспринял эти слова с каким-то безразличием, будто адресованы они не мне.
Но тут же прожитое «там» разом представилось неким пиршеством абсурдизма, судьбоносных нелепостей, а логика, которой руководствовался, перестала быть ею как таковой. То, что всегда считал для себя ложью, во многом обернулось с точностью до наоборот и где мучительно сомневался – с лёгкостью избегалось.
И далее…. В общем, краски жизни «здесь» калейдоскопически поменяли, во многом, свой цвет. Такое не могло не поразить. Получалось, наше физическое существование является неким «перевёртышем» в устоявшемся понимании счастья.
Но сейчас в моём положении, не столько «убивает» подобное «открытие», сколько детали увенчавшие окончание бренного пути Саши Шатрова.
Тогда всё же о том, о чём узналось.
Своё погребение, со стороны, наблюдать не довелось, так как «односторонняя связь» с ныне живыми, несложно догадаться, появляется на девятый день.
С этого самого момента я смогу узреть и услышать тех, кто мысленно или вслух вспоминает о тебе. И избирательной «лампочкой индикации» включается твоё сознание и личностная оценка знакомыми, друзьями, врагами или родными воспринимается совсем иначе, как если бы ты втихаря, в их непотустороннем мире, стал «тенью» каждого.
Но где больше правды, остаётся неизвестным. Ни вечность, ни миг, теперь утверждаю, никогда не определят – есть ли, вообще, абсолютная истина.
