Несуразица - страница 24
– Опять задница горит! Наверно, кто-то обсуждает, – прорвалось у неё, но перед тем думающаяся ею мысль была настолько глубока, что тут же снова заполнила всё её соображание: – Если они думают, будто я о них думаю, то почему они не думают о том, что они думают обо мне!
ОН допил кружку. Над примороженной лужей клокотала собака.
– Лучше – взахлёб, чем – захлёбываясь!
Процитировалось само.
– О! Точно! Пойду-ка я к Алкашам! Послушаю!
Мысль показалась неумной, и ОН её передумал:
– А почему бы и не пойти!
…При стуках в гаражи, услышалось долгожданное «эхо» потустороннего мира:
– Пароль?
Отзвук голоса радовал, но смысл слова озадачил. Это было что-то новое! Усилили бдительность?
– Пароль!
Настаивал гараж.
– Забыл.
ОН вернулся уходить, загрустив на развороте. Но спохватился – аж подпрыгнул:
– Вспомнил! Вспомнил! «Первый раз стратил» – не считается! Наш пароль: «Принёс!»
– Отзыв: «Молодец!»
Скрипанули ворота, расщеляясь для своего.
Когда ОН вошёл полностью, каждого было не слыхать.
– Что это вы сегодня молчите? Скажите что-нибудь думное!
Алкаши замолчали.
Один, племенновождно наливая стопарик и оторвав перочинкой ломоть корки, подавая между ножиком и большим пальцем, буркнул оскорблённо:
– Думай, что говоришь! Говори, что думаешь! Но «думой» нас не оскорбляй! Государственная дума[23] – порнуха.
– Там все лижут попу с искусственными стонами, сплёвывая и растирая чужие страдания. При этом нагло, не стесняясь, глядят в камеру, стелясь и выворачиваясь, чтобы их сняли на второй срок!
– Правильно! А им не в камеру смотреть надо, а из камеры!
Добавил кто-то. Не соглашаться совсем не хотелось, и ОН проглотил «соточку».
– Садись, в ногах правды нет!
– Это точно! Вся правда в заднице!
Все довольно всхрюкнули.
Водка разогнала кровь по сосудам. Кровь теперь сидела в сосудах и не высовывалась, побаиваясь.
Беседа продолжала прыгать с кочки на кочку, иногда проваливаясь в зыбкую трясину пустоты порожнего переспора. Но, в конце концов, всегда выходила на стремнину всеобщего интереса.
Прерываться не хотелось, но опять наступила очередь, и ОН пошёл за сывороткой правды в напитке истины. А куда пошёл? Хуже не придумаешь! В ба-ка-ле-ю! В бакалею!
Продавец был вежливейшим, культурнейшим в третьем поколении (из тех, кто пальцем проверяет чистоту стакана), и отсвечивал улыбкой № 37, с которой явно не дружил. В собирательном образе «хозяина жизни» сквозило: «По капле выдавливай из себя улыбку и, может быть, в отдалённых закоулках своего недоразвитого подсознания ты едва ощутишь слабый отблеск полуоттенка чувства, похожего на часть радости, полученной от твоей работы!»
– Не сломай зубоскулы об губоскалы, «столичная».
Одним предложением ОН попытался разбить «скульптуру» и, одновременно, заказал покупку.
– Детям до двадцати одного не отпускаем. Ваш паспорт!
Не искажая гримасы (отдадим ему должное, но потом, не за прилавком), процедил халдей, при этом назад и вперёд продавая водку «без сдачи» тринадцатилетним младенцам.
Пришлось доставать корочку:
– Там адрес моего дня рождения, приглашаю и вас!
Не на шутку рассмешил ОН. Но нашла мясорубка на кость.
– Вы знаете, как раз этот день для вас заказан отсутствием меня!
Грубыми и совсем не такими словами всё-таки сорвался продавец.
Цель была достигнута. Общаться дальше не желалось, и ОН отвалил, не посчитав недостающую сдачу.
«Травите змеев ядами!»
Вприпрыжку держалась за руку ФРАЗА, забегая вперёд и подхалимно заглядывая в глаза.