Несуразица - страница 39

– Болели дороги от изобилия сегодняшних ментов.

– Болели менты от обилия сегодняшних дорог.

– Болели солдаты срочной службы от того, что вечером, в своё свободное время, им не удастся ещё раз перечитать «Устав срочной службы», а придётся, открыв рты от восхищения, насильно стоять перед передними рядами и глазеть на «звёзд» мирового спорта.

– Болелось всем!

В городе крупно шёл дождь, но жареным солнцем светился ореол-футбол над головой каждого болельщика!

Игра-Надежда уносила подальше от общей никчемной жизни!

Игра-Вера дарила азарт, как никакая другая – за деньги!

Игра-Любовь забирала душу и тело без остатка, не изменяя до смерти!

Вера, надежда и любовь миллионов – Валерий Васильевич, послевечная Вам честь и хвала!

ОН отвлёк от себя искренний пафос и включился в реальность оттого, что вдалеке-далеке приметил парочку, похожую на «кумов с термосом», робко пробиравшуюся к эпицентру. Было заметно, что под ремнём одного – неразлучная канистра давит на брюхо. Колбаса под двумя мышками очень мешала обоим. Они, купив за углом заветные деликатесные рулоны, от радости не нашли спасительный «дом на колёсах» (забыли запомненный номер), и всё своё богатство пёрли теперь за собой на футбол. Руки, сомкнутые в никелевый потный замок (правая одного и левая – другого), мешали пройти через заслонку, и это вызывало подозрения у «фильтровальщиков: пущать – не пущать». И без того растерянные по мокрому асфальту, кумы ещё сами по ходу терялись.

Задрав голову на громаду «Колизея», один выхрипнул:

– Господи, что это?!

Второй промолчал, понимая, что вопросительное восклицание – не к нему. А хоть и к нему, так что?

Ребусы с цифрами секторов и словами ярусов решить было невозможно. ОН хотел, было, помочь, но по ходу отвлёкся на симпатичных продавщиц мороженого из техникума торговли и с головой ушёл в заигрывание, взяв на себя продажу сладкого хлада. Люди велись на возгласы: «Кто с «Динамо» – тот с эскимо!», «За Киев орать – пломбир покупать!», «Не пивом единым болельщик силён! Мороженным ты удивишь стадион!», «”Динамо Киев” никогда не растает!», «В обвёртках ищите приз – бесплатный билет на выход со стадиона!», «Кто ещё не бросил в судью мороженным? Подходи!» и на другие неудачные, горбатые, навязчивые, вопящие, тупые приставания. Тут подключился и Саня Лысенко из их автобуса, прибежавший на истошный знакомый крик, думая, что: «Наших бьют!»… Вдвоём вообще пошло-поехало! Народ, смеясь, скупал всё охапками, отделываясь от назойливого препятствия на пути к своим местам. Девчонки влюбились за несколько минут, мороженое было распродано ещё раньше. Всем хотелось продолжения! Но нужно было бежать на зрелище, и они распрощались, не познакомившись[34].

…Обойдя раза два по кругу всё сооружение (это как сходить на тракторную бригаду и назад – девять километров двести пятьдесят семь метров), не без чьей-то помощи, кумы, к концу первого тайма, (движение они начали часа за два до начала матча), добрались к «своим».

…Игра сегодня началась нервно. Дождь орошал двадцать девятый сектор верхний ярус с тщетным желанием, чтобы там подрастала культура. Но все некультурно-громко продолжали надеяться на быстрый гол. К счастью, это произошло. ОН, изловчившись, выхватил у вскочившего нижесидящего какое-то непромокаемое покрывальце и надел себе на голову. Дождь сразу перестал беспокоить, зато забеспокоился потерявший «наседку». Но сложная ситуация на поле отвлекла от примитивно-потребительских мыслей и человек навсегда забыл, на чём основывался вначале. До конца первого тайма «нам» удалось забить ещё один гол. Во время этого всеобщего восторга как раз и подтянулись потерявшиеся кумы. Их хватали, обнимали, мяли, целовали и передавали дальше по ряду. Прослезившиеся блудные сыны села никогда не думали, что все сто тысяч настолько волновались и так восторженны их появлением (даже нижний ряд из Бердянска и верхний ряд из Мелитополя). Кумы, уже ревущие от чувств, вытрепанные и вымокшие, но безмерно счастливые, втиснувшись на одно, подвинувшееся для них место, стали лить из канистры и разрезать из-под мышек, раздавая всё налево и направо, на верх и на низ. Это было как можно более кстати, и никто, с воодушевлением, не отказывался.