– Правда? – испугался Дэвид, – Да… да, конечно. Спасибо.
Он поспешил уйти, чтобы вынуть из-за пазухи маленький молчаливый разум, спрятанный от холода у самого сердца. Дэвид обернулся на мгновение: склонившись, лавочник шарил по карманам мертвого дроида, выудил у того свои упакованные товары и понес их обратно к прилавку. Встревоженный Дэвид усиленно грел ладонями разум и дышал на него теплым паром:
– Анпейту, 19-20, активация, – с непривычным для себя волнением произнес он и потер белое ребро между третьей и пятой гранью. – Ты жив там? Активация…
Непривычно было беспокоиться об искусственном разуме так сильно, но интеллект был маленьким, гладким и выглядел совсем безобидно. Дэвид не хотел, чтобы этот малыш умер.
– Кто здесь? – услышал Дэвид и испытал облегчение. Грани разума вспыхнули разноцветным. – Ты моя мама?
– Нет, я… я друг, – растерялся Дэвид. – Я не мама, я друг.
– А кто такой друг? – голос звучал тихо, и не походил на металлический. Он казался безликим.
Дэвид задумался.
– Тот, кто всегда рядом, когда ты нуждаешься в компании, – ответил он. – И всегда помогает, и говорит с тобой, и не выпьет больше, чем полагается…
– Почему?
– Из уважения. Если он знает, что ты в выпивке мастер, то не будет отбирать у тебя это звание.
– Нет… почему он всегда рядом?
– Потому что хочет.
– Друг – существительное, одушевлённое, мужской род. Личность, с которой сформировались устойчивые отношения на основе симпатии, уважения, общих интересов, духовной близости, взаимной привязанности, понимания и доверия, – разум процитировал какое-то определение из энциклопедии своих знаний. Грани его замигали, разноцветные пятна то появлялись, то исчезали. Казалось, будто он радуется. – Значит, у нас связь на основе симпатии, уважения и взаимной привязанности. Ах, да… и еще доверия. Никак нельзя без доверия…
У него, наверное, куча информации внутри, догадался Дэвид, этот малыш очень много знает. Но он совсем не был уверен, что знает он именно так, как нужно. Другом можно было быть немножко, а иногда очень сильно. Они только познакомились, и вряд ли могли называться крепкими друзьями. Дэвид предпочел не говорить об этом вслух, чтобы не расстраивать малыша. Все-таки у него было не так много заряда. Вдруг расстройство отберет у него остатки?
– Сколько у тебя осталось энергии?
– В активном состоянии я буду жив шестьдесят часов, тридцать две минуты и пятнадцать секунд, в отключенном состоянии на два с половиной и шестьдесят три сотых дольше.
– Хорошо, тогда я успею донести тебя до дома. Я поставлю тебя на подоконник, и ты встретишь рассвет, как только он настанет. Не расстраивайся, если я уйду.
– Тебя не будет рядом? – бесцветный голос будто стал еще бесцветней. – Но ты же сказал, что друг мне. А друзья всегда рядом.
– Мне нужно уйти, чтобы я смог отвезти тебя в пески Гисса, там очень много солнца, – Дэвиду стало немножко неловко. – Друзья иногда делают так, чтобы помочь друг другу.
– Я люблю солнце, – мечтательно ответил многогранник. – Мне оно кажется сладким, как взмахи стрекозиных крыльев. Ты когда-нибудь пробовал взмахи стрекозиных крыльев?
– Нет, никогда.
Наверное, все будет труднее, чем он ожидал. У разума нет ни рук, ни ног, неизвестно даже, откуда он говорит. А как чувствуются вкусы, он и вовсе не знал. Он даже не знал, как это делается. Что творится внутри этого маленького многогранника для Дэвида оставалось загадкой. Он вдруг почувствовал, что к нему подбираются какие-то очень сложные мысли, и испытал облегчение, когда браслет на запястье активировался.
