Секретарша вздрогнула, отвернулась от него и снова уставилась в окно. А Зотов вспоминал Неверов, свое детство, их улицу в овраге с речкой Кнутихой, которую ребятня прозвала Вонючкой.
…Временами речка превращалась для местных обитателей и близлежащих предприятий в естественную сточную канализацию и периодически благоухала, то запахами карамели «Дюшес» от стоков кондитерской фабрики, то далеко не такими ароматными запахами от сбросов кожевенного завода.
Вспомнил он и про деревянный мост над речкой, в самом начале улицу, под которым, скрываясь от взрослых, курил вместе с другими пацанами охнарики – чужие, брошенные окурки.
Дорога по этой улице вела на зелёный городской базар. Весной и осенью дорога становилась непролазной из-за грязи, и ходить по ней можно было сносно лишь по дощатым мостовым. Возможно, именно на этих мостовых он и встречал в детстве эту тётку, сидящую теперь в приёмной, тогда ещё молодую и более привлекательную, чем сейчас.
Весной тихая и незаметная Кнутиха уже не пряталась на дне оврага, а поднималась из него, превращаясь на несколько дней в мутную, сварливую речку, и подтапливала окрестности.
Как-то гуляя после уроков, юный Жека забрёл на илистый берег Кнутихи, чтоб испытать свои новые сапожки. И завязнув там, выбирался потом из прибрежной трясины, чуть ли не ползком в своих обновках.
Картина со стороны, наверное, была комической, но только не для Жеки, который, едва не потеряв свои новые сапожки, и возвращался домой весь в грязи с перепачканным портфелем в руках, с трудом волоча ноги по мостовой. Эту забавную для постороннего глаза картину, ещё издали, наблюдала молодая особа в светлом плаще и, нахохотавшись вдоволь над незадачливым Жекой, теперь боязливо сторонилась на мостовой измазанного в грязи мальчишки. А он, приостановившись, только исподлобья посмотрел на её, как ему показалось тогда, красивое лицо с большими серыми глазами, и зашагал дальше…
Вот с той поры красивая, хохочущая женщина в светлом плаще, с легким, бирюзовым платком на белой шее и запомнилась ему, а сейчас, похоже, именно эта женщина сидела за столом в тихой приёмной, в далёком и богом забытом Качкаре, где Зотов ожидал какого-то начальника СМУ.
На какой-то миг Зотову показалось, что всё происходящее с ним сейчас есть просто нелепое завихрение его жизни во времени и пространстве или какое-то наваждение, а он всё ещё тот мальчишка из далёкого детства, который уныло бредёт домой по скользкой мостовой в ожидании будущего наказания за вымазанную в грязи одежду.
Зотов очнулся и вернулся в реальность, когда в приёмной появился начальник СМУ – молодой, суховатый на вид мужчина, которого Жека уже видел как-то раз на стройплощадке в Найбе.
Он быстро проследовал в кабинет и вызвал секретаршу. Прошло не так много времени, когда она вернулась от него с папками каких-то бумаг и пригласила Зотова зайти в кабинет.
Начальник СМУ даже не взглянул в сторону Зотова, когда тот вошёл, а продолжал изучать лежащие на столе документы, среди которых была и Жекина телеграмма от родителей.
– Зотов… Найба?! – не поднимая головы, спросил начальник.
– Да, – ответил Жека.
– Неделя на всё – хватит вполне! – коротко бросил он и, не о чём больше его не спрашивая, добавил: – Зайдите к секретарю – она всё оформит.
Он подписал и протянул ему командировочное удостоверение, и Жека едва успел разглядеть его скуластое, худое лицо, первую седину на висках и цепкий взгляд желтоватых глаз.
