Правда, внимательные соседи, а точнее, соседки, заметив, что из дома темной ведьмы вытекает вода из чего-то чёрного, дружно твердили в один голос, что это не что иное, как хвост, а может, рот или хобот, или какая другая часть тела темной твари порожденной бездной, которую ведьмы периодически призывают в этот мир, и из него сочится отравленная вода, убивающая все живое вокруг.
И жителям Нэрша было плевать, что там, куда Ари выливала воду, трава была зеленее, чем вокруг, а ещё и принялась за рост чахлая яблонька, готовая вот-вот засохнуть. А вскоре дерево и вовсе стала плодоносить.
- Обман.
- Колдовство.
- Иллюзия,- шептались горожане, запрещая детям подходить к яблоне и дому темной ведьмы.
Арина особо не расстраивалась, слыша подобные шепотки и ловя косые взгляды местных жителей. А всю прелесть своей репутации она поняла в тот день, когда стояла на крыльце своего дома и ела сладкие наливные яблоки с того самого молодого дерева, к которому никто не отваживался подходить, считая яблоки на нем отравленными. А в это время соседка Арины, мадам Фаяра, чихвостила местную шпану, состоящую в основном из ребят десяти-двенадцати лет, которые снова залезли к ней за забор и оборвали все яблоки и груши. У темной ведьмы такой проблемы не было. Весь ее нехитрый урожай был нетронутым.
А то, что люди болтали о том, что ведьма Брунгильда и ее племянница Аритэлла развлекаются по ночам с исчадиями Бездны,… так что ж. Слово не грязь, одежды не пачкает. Правда, все та же мадам Фаяра как-то раз, когда Ари мылась и потом, соответственно, сливала воду, попыталась подглядеть, что же происходит в доме темной ведьмы.
Ари, тогда как раз выливала на улицу воду и услышала как за тонкой деревянной стенкой со стороны улицы, доносятся голоса.
- Ты чего это тут делаешь?- раздался голос жены молочника Васисайи.
- Тихо ты. А то услышат. Ведьмы вон, опять с демонами развлекаются. Тьфу, совести у них нет. А потом, после энтих своих непотребств, травят тут нас.— поясняла Фаяра.— А ещё я тебе вот что скажу, это непростая отравленная вода. Слёзы это. Как есть слёзы, непорочных девиц. Вот так.
- А почему непорочных?— это снова была жена молочника.
- Да я ж, откуда знаю. Надо им, наверное, так, этим тёмным. Кто ж их разберёт. Им лишь бы, какую гадость сделать и темное дело. Слышь притихли. Бездново отродье! Небось, накуражились, натешились, наразвратничали.
Почему-то при последних словах голос мадам Фаяры стал мечтательным, словно она жалела, что самой не удалось поучаствовать во всем перечисленном. И, видно, поняв это, она уже с совсем другой интонацией добавила.
- Гадость какая!
- Гадость несусветная! Совсем стыд потеряли. Ишь, извращения всякие творят! Глаза бы мои не смотрели. А ну-ка, двинься. Дай-ка я тоже гляну,- раздался голос жены молочника и за стеной завозились.
Явно одна дама пыталась пододвинуть другую.
- А тебе - то зачем?- пыхтя, говорила мадам Фаяра.
- А тебе?- не отступала товарка, тоже громко сопя.
- Я бдительность проявляю. Сейчас увижу все и пойду свидетельствовать в обитель Светлых Богов.
- И я пойду. Вдвоём оно сподручнее. Тебе одной могут и не поверить. Двинься, давай.
И за стеной снова послышалось копошение, а Арина, не долго думая, принялась стонать, рычать и шипеть. А потом, тихонько подошла к стене, и резко дёрнула одну из досок, что держалась на одном честном слове.
Обе товарки, навалившись в этот момент на стену, чтобы разглядеть сквозь крохотную щель меж досок, что творится внутри, кубарём вкатились в дом, попутно выломав ещё две доски.
